— Элизабет, я знаю, что сюда приходили люди, чтобы посрамить вас. Хоть вы и спрятали свое тело, они видели ваше лицо. Я знаю, эта солома отвратительна, но вы могли бы укрыть ею и голову. Тогда бы никто вас не смог видеть. Тюремному надзирателю не разрешается никого пускать внутрь. У меня складывается такое впечатление, что вы сами желаете, чтобы они на вас глядели.
По ее телу пробежала судорога, и на какой-то миг мне показалось, что она не выдержит и заговорит, но в следующее мгновение она еще крепче стиснула челюсть. Я видел, как напряглись ее скулы. Выждав некоторое время, я встал на ноги, испытав при этом немало болезненных ощущений. Пока я поднимался, в другом конце камеры раздался шорох. Обернувшись, я увидел, что пожилая дама медленно приподнялась с пола на локти и затрясла головой.
— Она не будет говорить, джентльмены, — хриплым голосом произнесла та. — Я здесь лежу уже три дня. И она за это время не вымолвила ни слова.
— А вы за что сидите здесь? — поинтересовался я.
— Нас с сыном обвиняют в том, что мы украли лошадь. У нас тоже суд в субботу. — Она вздохнула и провела языком по растрескавшимся губам. — Нет ли у вас чего-нибудь попить, сэр? Хотя бы самого жидкого пива?
— К сожалению, нет.
Она перевела взгляд на Элизабет.
— Говорят, в нее вселился демон. И он крепко держит ее в своих лапах. — Она горько рассмеялась. — Демон или не демон — палачу все едино.
Я обернулся к Джозефу.
— Боюсь, я больше ничем не могу тут помочь. Давайте пойдем. — Я осторожно повел его к двери и постучал. Та сразу отворилась. Должно быть, тюремщик нас подслушивал. Я обернулся. Элизабет лежала все так же тихо и неподвижно.
— Старая ведьма права, — сказал тюремщик, запирая за нами дверь на замок. — В нее вселился дьявол.
— В таком случае вам следует быть настороже, когда приводите сюда людей, чтобы поглумиться над ней через решетку в окне, — съязвил я. — Как бы она не превратилась в ворону и не вцепилась кому-нибудь в лицо.
Я повел Джозефа прочь. Минуту спустя мы с ним уже были на улице, где ярко сияло солнце. Мы вернулись в таверну, и я заказал для него кружку пива.
— Сколько раз вы посещали Элизабет с тех пор, как ее посадили в тюрьму? — осведомился я.
— Сегодня четвертый. И всякий раз она молчала, как камень.
— Что ж, я не в силах ее расшевелить. Должен признать, что никогда не имел дело с подобным случаем.
— Вы сделали все, что могли, — разочарованно произнес он.
— Даже если ее признали виновной, — постукивая пальцами по столу, продолжал я, — все равно есть пути, чтобы избавить ее от смертельного приговора. Судьи могут признать, что она совершила преступление в приступе помешательства. Она могла бы, к примеру, заявить, что беременна. Тогда бы ее не имели права повесить до рождения ребенка. Это могло бы дать нам время.
— Время для чего, сэр?
— Как для чего? Для того, чтобы расследовать это дело. И выяснить, что на самом деле случилось.
Он столь резко подался вперед, что едва не опрокинул свою высокую пивную кружку.
— Значит, вы верите в то, что она невиновна? Прежде чем ответить, я посмотрел ему в глаза.
В это верите вы. Хотя, честно говоря, ее отношение к вам бесчеловечно.
— Я верю ей, потому что знаю ее. И потому что, когда увидел ее там… — Он с трудом подбирал слова.
— Хотите сказать, что она произвела на вас впечатление человека, который скорее совершил в жизни огромную ошибку, нежели большое преступление?
— Да, — поспешно подтвердил он. — Да. Именно так. Вы тоже это почувствовали?
— Да. — Я продолжал глядеть на него спокойным взглядом. — Но наши с вами ощущения еще не являются доказательством, Джозеф. К тому же мы можем ошибаться. Служителю закона не подобает опираться в своей работе только на ощущения. От него требуется беспристрастность и обоснованность. Это я вам говорю из собственного опыта.
— Что же мы с вами можем предпринять, сэр?
— Что касается вас, то необходимо посещать ее каждый день. Начиная с сегодняшнего и кончая субботой. Не то чтобы я рассчитывал таким образом заставить ее нарушить молчание. Просто это необходимо делать. Нужно для того, чтобы она знала, что о ней не забыли. Мне кажется, это очень важно. Такое впечатление, будто мы для нее сейчас не существуем. Если она что-нибудь скажет, если ее поведение каким-либо образом изменится, немедленно дайте мне об этом знать. Как только вы меня известите, я нанесу ей еще один визит.
— Хорошо, сэр, — сказал он.
— Но если она по-прежнему будет молчать, то мы встретимся с вами перед судом в субботу. Не уверен, что смогу заставить Форбайзера прислушаться к моим словам. Однако постараюсь сделать все, чтобы убедить его, что ваша подопечная действовала в состоянии помешательства…
— Кто знает, может, это не так уж далеко от истины. Во всяком случае, у нее нет никакой причины отвергать мое общество. Так, как она делает сейчас. Кто знает, может, — он заколебался, — может, старуха в самом деле права.