Темный огонь

— Нет, горчица лучше. Потому что действует почти мгновенно. Он быстро пришел в себя. И теперь, здоровый и довольный, патрулирует свою территорию, восхваляя меня направо и налево. — Его лицо внезапно обрело серьезность. — И все равно: что ни говори, но нашествие иностранцев не слишком приветствуется в наши дни. На улице я все чаще слышу, как мне вслед бросают оскорбительные замечания. Мне даже приходится переходить на другую сторону, когда на пути попадаются подмастерья.

— Мне очень жаль. Увы, времена не стали лучше.

— В городе ходят слухи, что король несчастлив со своей новой супругой. Что Анна Клевская может вскоре уйти со сцены. А вместе с ней и Кромвель.

— Новые слухи — новые страхи. Все как прежде. — Я положил руку ему на плечо. — Наберитесь мужества. И не сдавайтесь. Жду вас к себе отобедать на следующей неделе.

— Спасибо, непременно приду. — Он проводил меня до двери.

Прежде чем покинуть аптекарскую лавку, я обернулся и сказал:

— Не забудьте про молитву.

— Не забуду.

Оседлав коня, я направил его вдоль узкой улочки. Проезжая мимо Олд-Бардж, взглянул вверх на окно, из которого за мной следили. Ставни на нем были по-прежнему закрыты. Но когда я повернул на Баклсбери-стрит, у меня вновь появилось ощущение, будто за мной кто-то следит. Я резко обернулся. Улицы кишели народом, тем не менее я увидел человека в дублете великолепного красного цвета. Скрестив руки на груди, он стоял, прислонившись к стене, и не сводил с меня глаз. На вид ему было около тридцати. Он был крепкого, можно сказать, бойцовского телосложения, широкоплеч, с мужественным торсом и узкими бедрами. Беспорядочная шевелюра густых темных волос окаймляла его твердое, с резко обозначенными чертами лицо, выдававшее крутой нрав, несмотря на спокойное выражение. Встретившись со мной взглядом, он скривился в презрительной усмешке. Тотчас развернувшись, он быстрой и легкой походкой пошел по направлению к Олд-Бардж и вскоре затерялся в толпе.

ГЛАВА 3

По дороге назад к Ньюгейту я долго не мог избавиться от неприятного осадка, оставшегося после встречи с неизвестным. Не был ли он неким образом связан со случаем Уэнтворта? Я имел неосторожность упомянуть о нем в Линкольнс-Инне днем раньше, а слухи среди людей моей профессии, надо сказать, разносятся быстрее, чем среди прачек в Моргейт-филдз. А может, этот парень был послан следить за мной верховной властью? Скажем, чтобы выяснить, в каких я состоял связях с бывшим темнокожим монахом? Впрочем, ныне к политике я не имел никакого отношения.

Канцлер, очевидно ощутив мое волнение, замешкался и заржал. Возможно, причиной его внезапной тревоги была та жуткая вонь, что ударила мне в нос, когда мы проезжали скотобойню. Несмотря на то что городские власти пытались всячески призывать мясников к порядку, в такую жару сочившиеся по каналу на Блэддер-стрит зловонные флюиды были на редкость невыносимы. Если в ближайшее время погода не изменится, мне, пожалуй, придется последовать примеру некоторых состоятельных прохожих и покупать букетик цветов, чтобы прикрывать им нос.

Я проехал через Ньюгейт-маркет, по-прежнему находящийся в тени большой монастырской церкви Серых братьев, за витражными окнами которой король хранил награбленное во французских землях добро. За храмом показалась высокая городская стена и пристроенные к ней пестрые башни Ньюгейта. Главная лондонская тюрьма представляла собой старинное добротное здание. Ни в одном месте Лондона не было сосредоточено так много горя и скорби, как здесь, потому что судьбой большинства ее обитателей становилась смертная казнь.

Я вошел в таверну «Метла», работавшую круглосуточно и благодаря посетителям тюрьмы, должно быть, дававшую немалые прибыли. Вперив потупленный взор в запыленный дворовый сад, Джозеф сидел за столом и медленно потягивал из чарки пиво — легкий напиток, которым у нас принято утолять жажду каждый день. На столе лежал букет цветов. Возле Джозефа стоял хорошо одетый молодой человек, лицо которого являло собой образчик приветливости и дружелюбия. Между тем вид сэра Уэнтворта красноречиво свидетельствовал о том, что от данного разговора он чувствует себя, мягко говоря, не в своей тарелке.

— Пошли, приятель, — говорил незнакомец. — Партия в карты — и твоей тоски как не бывало. Тут неподалеку у меня есть дружки. Мы тебе составим отличную компанию.

Молодой прощелыга был представителем многочисленной армии вымогателей, которыми ныне кишел Сити. Обыкновенно, выбирая себе жертв среди приезжих, каковых нетрудно было отличить по скромной деревенской одежде, мошенники заманивали их в свои сети, чтобы вытряхнуть из них все деньги. — Прошу прощения, — я резко оборвал проходимца, занимая место на соседнем стуле, — нам с этим джентльменом необходимо поговорить наедине. Я его адвокат.

Молодой человек удивленно поднял брови и, обращаясь к Джозефу, добавил:

— В таком случае, сэр, вам все равно придется расстаться с вашими денежками. Правосудие требует толстого кошелька.

Проходя мимо меня, он слегка наклонился и тихо добавил:

— Горбатый кровосос.

К счастью, Джозеф не слышал его слов.