Когда кто-то долго живет с тобой под одной крышей, ты начинаешь узнавать любой звук: не только голос, но и шаги, или как открывается шкаф. Поэтому Бэррон знал, как ступает Лайла, когда хочет, чтобы ее услышали, и как она ступает, когда этого не хочет. Но это было ни то ни другое. К тому же первый раз он проснулся сегодня от шума, когда Лайла и Келл уходили. Бэррон не попытался остановить девушку: он уже давно понял, что это бесполезно, и решил стать просто надежной гаванью, куда она всегда могла возвратиться, что Лайла неизменно и делала.
Но если это не Лайла ходила по комнате, то кто же?
Бэррон вскочил на ноги. Пугающее чувство неправильности усилилось. Он натянул на плечи подтяжки и надел ботинки.
На стене у двери висел дробовик, заржавевший оттого, что им долго не пользовались (если внизу назревали беспорядки, обычно хватало громадной фигуры Бэррона, чтобы их подавить). Но сейчас Бэррон схватил ружье за ствол и вынул его из подставки. Распахнул дверь, поморщившись от скрипа, и направился по лестнице к комнате Лайлы.
Он знал, что красться бессмысленно: он никогда не был пушинкой, и когда поднимался, ступени громко скрипели под его сапогами. Добравшись до невысокой зеленой двери наверху лестницы, он замялся и приложил ухо к филенке, но ничего не услышал. На краткий миг он засомневался. Подумал, что, может, слишком чутко спал после ухода Лайлы и из-за тревоги ему просто приснилось что-то опасное? Бэррон с облегчением выдохнул и собрался уже вернуться назад. Но вдруг услышал звон падающих монет, и все сомнения тут же исчезли. Он распахнул дверь, подняв дробовик.
Лайлы и Келла не было, а у открытого окна стоял какой-то человек, покачивая на ладони серебряные карманные часы Лайлы. Лампа на столе испускала странный бледный свет, из-за которого странный гость казался каким-то бесцветным: пепельные волосы, бледная кожа, выцветшая серая куртка. Когда он перевел взгляд с часов на Бэррона (казалось, совершенно не смутившись оружия), хозяин таверны увидел, что один глаз у него зеленый, а другой – черный как смоль.
Лайла описала ему этого человека и назвала его имя.
Холланд.
Недолго думая, Бэррон взвел курок и разрядил дробовик с оглушительным грохотом, от которого зазвенело в ушах. Но когда дым рассеялся, оказалось, что бесцветный человек стоит на том же месте, целый и невредимый. Бэррон вытаращился на него в недоумении. Воздух перед Холландом слабо поблескивал, и лишь несколько секунд спустя Бэррон догадался, что это дробинки. Крохотные металлические шарики медленно притормозили перед грудью Холланда, а затем посыпались на пол, точно град.
Не успел Бэррон сделать второй выстрел, как Холланд шевельнул пальцами, и ружье, вырвавшись из рук хозяина таверны, пролетело через всю тесную комнатку и ударилось о стену. Бэррон бросился за ним или, точнее, собрался броситься, но тело не послушалось. Оно приросло к полу, но не от страха, а от чего-то посильнее. Из-за магии. Бэррон попытался пошевелить конечностями, но их сковала немыслимая сила.
– Где они? – спросил Холланд низким, холодным и глухим голосом.
По вискам Бэррона скатились капельки пота: он боролся с магией, но это оказалось бесполезно.
– Ушли, – тихо выдохнул он.
Холланд нахмурился и достал из-за пояса изогнутый нож.
– Я заметил.
Он пересек комнату мерными шагами и приставил клинок к горлу Бэррона. Он был очень холодный и очень острый.
– Куда они ушли?
От Келла пахло лилиями и травой, а от Холланда – пеплом, кровью и металлом.
Бэррон встретился взглядом с магом. Его глаза были так похожи на глаза Келла – и при этом совершенно другие. Заглянув в них, Бэррон увидел злобу, ненависть и… боль?
– Ну и? – спросил Холланд.
– Без понятия, – сказал Бэррон. И это была правда. Он мог лишь надеяться, что они ушли далеко.
Уголки рта Холланда опустились.
– Неправильный ответ.
Он полоснул ножом, и Бэррон почувствовал, как на горле вспыхнула горячая полоса, а потом перестал чувствовать вообще.
Глава 9. Праздник и огонь
Красный Лондон встретил Келла, словно ничего не произошло. Дождя здесь не было, а малиновое небо с клочками облаков было похожим на отражение Айла. Кареты грохотали по наезженным колеям, в воздухе витали приятные запахи специй и чая, а издалека доносились звуки готовящегося празднества.
Неужели действительно прошло всего несколько часов, с тех пор как Келл сбежал из этого мира в другой, раненый и сбитый с толку? Простое, обнадеживающее спокойствие и правильность Красного Лондона застигли его врасплох, и на секунду он поверил этой безмятежности. Но тут же осознал, что умиротворенность только внешняя: где-то во дворце, возвышающемся над рекой, его наверняка хватились, и где-то в городе валялись два мертвеца, а другие, с пустыми глазами, вероятно, охотились за ним и за черным камнем. Но здесь, в месте, которое совсем недавно называлось Уитбери-стрит, а теперь – Вэс-Анаш, в месте, освещенном с одной стороны рекой, а с другой – утренним солнцем, казалось, что Красный Лондон не осознает опасности, которую Келл принес с собой на его улицы.