Темный путь. Том второй

Мы молча взошли наверх, на четвертый этаж, по неосвещенной лестнице, пользуясь светом луны, которая резко вырисовывала переплеты окон на каменных плитах и ступенях и всему придавала туманный, серебристый отблеск. По мере того как мы поднимались, Геся крепче опиралась на мою руку и тяжелее дышала.

Взойдя на лестницу, она достала ключ, отперла двери и, вынув снова ключ, заперла их изнутри. Мы вошли в большой коридор, тускло освещенный маленькой лампочкой-ночником. По обеим сторонам коридора шли двери с номерами. Очевидно, это были меблированные комнаты. Мы вошли в одну из них, довольно большую, убранную комфортно и разделенную драпировкой на две половины. В ней был какой-то особенный запах, смесь острых духов, мыла и чего-то съестного. Она зажгла маленькую лампу.

— Ну, садись, почитатель любви и собачатины. Отдохни!.. — И она, сбросив шляпу и накидку, быстро прошла за драпировку. Я услыхал плеск воды… Она, очевидно, мыла руки или лицо и вышла ко мне с полотенцем в руках.

— Ну, защитник изящных отношений… Ты зачем же сюда приехал, скажи мне, — просвещаться, поучаться или просто наслаждаться?.. Как говорят: жуировать?

Я сел на небольшой мягкий диванчик.

— Я приехал сюда по делу, которое считаю очень важным и крайне серьезным…

— Батюшки!.. И что же это такое?.. — И глаза ее расширились и заискрились.

Я ей изложил сущность нашего дела.

XXI

— А-а! — удивилась она. — Так это ты?! — И она села подле меня и с жадным любопытством всматривалась в меня. — То-то меня извещали… Мне писали… Оттуда, что едет «агент кружков»… Так это ты?! Посланный и уполномоченный?

— Я вовсе не посланный и не уполномоченный, — сказал я. — Я приехал по собственной инициативе и по собственному делу.

— Да!.. — И она взглянула на меня, прищурив глаза, и тотчас же отвернулась. — Что же!.. Это хорошее дело. Ваши братские кружки… Хотя подкладка в них гнилая.

— Как гнилая! — вскричал я. — Разве ты считаешь человечность делом пустым?.. Разве любовь не должна рано или поздно соединить всех людей в одну братскую семью?..

Она засмеялась каким-то глухим, горловым смехом.

— Я считаю всякие утопии… пустым делом, — сказала она. — Вот мы с тобой, — и она резко и неожиданно хлопнула меня по руке, — можем любить друг друга… а как любить все человечество? С какого конца его обнимать и целовать? Этого же я не знаю… Да, наконец!.. Все это… собачатина.

— Опять собачатина!

— Послушай!.. Расскажи мне… как у вас там живут… В этих «кружках» и вообще в К… и в губернии… Нам, петербуржцам, это ужасно, ужасно любопытно…

— Живут, как и здесь!..

— Какой у вас губернатор?.. Ничего!.. Либерал?..

— Подмокший либерал!

— Ха! ха! ха! Это хорошо… Подмокший!.. От квасу… или от шампанского?.. Что же он устраивает губернию?.. Крестьян?.. Расскажи, пожалуйста, ведь это ужасно любопытно… У вас там бунт был крестьян?..

Я вкратце рассказал ей, что знал. Но она не удовлетворилась этим и начала расспрашивать, как идет у нас торговля, картежная игра, когда провозят золотые и серебряные караваны, гонят гурты, как велика табачная торговля, кто богаче из купцов.

Она быстро вынула из кармана длинную узенькую записную книжку и сделала в ней отметки.

— Ты извини, пожалуйста, если я запишу твои сведения, — сказала она. — Нам они очень, очень нужны… Мы очень интересуемся теперь провинциальным развитием… потому что с одними Петербургом и Москвой далеко не уедешь…

— Геся! — сказал я. — Нам такие сведения не нужны… да и вы, я не знаю… на что их собираете, а вот взамен их я был бы крепко благодарен тебе, если бы ты сообщила мне одно сведение, разыскала один адрес… Дочери одного нашего помещика… Она убежала сюда, с месяц тому назад и… пропала…

— Ну уж и пропала! У нас же ничего не пропадает. — И она опять засмеялась своим деланым смехом. — А как же ее зовут?

— Ее зовут Евгенией.

— Ну! Дальше.

— Евгенией Павловной Самбуновой…

— Самбуновой?.. Самбуновой… Это что ж: легальное или нелегальное имя?..

— Я не знаю, что значит «легальное» или «нелегальное»?..

— Ах ты, невинный младенец! — всплеснула она руками, засмеялась и хлопнула меня по руке своей записной книжкой.

— Постой, — сказала она, вставая. — Я, может быть, найду твою Самбунову… Погоди только немного.

Она порывисто поднялась с дивана и направилась за перегородку; но, сделав два шага, остановилась и так же порывисто подошла ко мне, наклонилась и спросила шепотом:

— А что, хороша эта Самбунова?.. Тебе нравится? Это невеста, что ли, твоя?.. А?..

— Она хороша… но не невеста моя…

Она пристально посмотрела на меня и погрозила мне пальцем.

— О! Собачатник!.. Так это ты за ней прискакал в Петербург?!

— Нет! Не за ней…

— Ну! Уж я знаю, что за ней!.. Не притворяйся!!

И она быстро прошла за драпировку. Довольно долго возилась там, что то отпирала, выдвигала, задвигала и вернулась ко мне полуодетая. Она сбросила платье и теперь явилась в полосатой юбке, закутанная легким серым пледом. В руках у нее была целая пачка маленьких листиков, скрепленных кнопиками, с алфавитом букв на полях. Она развернула листики на букве «С» и отыскала фамилию.