Темный рыцарь: Возрождение легенды

– Призываю всех присутствующих к порядку, – сказал мужчина.

Фокс и Миранда замерли, в ужасе уставившись на человека в маске и его вооруженных людей. Стараясь защитить Миранду, Люциус встал перед ней.

– Председатель и президент, – сказал Бэйн, обращаясь к ним. На нем было боевое снаряжение цвета хаки с множеством карманов, прочные серые брюки и ботинки. Он скрестил свои мускулистые руки. Пистолет торчал из его пояса. Он оглянулся на стол для совещаний. – Мне также нужен один рядовой член правления. Мистер Фокс, не хотите предложить кандидатуру?

«Для чего?» – задумался Люциус. Издевательство Бэйна над деловым протоколом лишило его дара речи и заставило растеряться.

– Не надо, – сказал Дуглас Фредерикс, представительный пожилой мужчина, вставая. – Я вызываюсь добровольцем.

Пока наемники окружали их, Фокс все еще был под впечатлением от мужества своего коллеги и надеялся, что тот не заплатит за это высокую цену. Беспомощному против вооруженных солдат, Люциусу поневоле захотелось, чтобы Уэйн все еще был членом совета. Брюс знал бы, как справиться с такой ситуацией.

Но никто не видел Брюса Уэйна уже много дней.

Или его ночное альтер эго.

– Куда ты нас ведешь? – осторожно спросил Фокс.

– Туда, где вы похоронили свои ресурсы, – ответил Бэйн. – В недра Готэма.

Фокс невольно вздрогнул от слов убийцы.

Глава двадцать третья

Медсестра помогла Гордону сесть. Было больно, но уже не так, как раньше. Потрепанный экземпляр «Сказки о двух городах» уместился на тумбочке у кровати. Детектив Блэйк стоял у больничной койки, терпеливо ожидая ухода медсестры.

Он закрыл за ней дверь, когда она вышла.

– Значит, ты думаешь, что наш друг снова пропал? – спросил его Гордон.

Молодой детектив серьезно кивнул.

– На этот раз он может не вернуться.

Лицо Гордона омрачилось. Все время, что он торчит в этой чертовой кровати, его единственной поддержкой было знание, что Темный рыцарь Готэма вернулся. Но оказалось, что эта надежда была иллюзорной.

«Где он? – задумался Гордон. – Что с ним случилось?»

Дверь снова распахнулась, и явно взволнованный Фоули ворвался в палату. Он с трудом дышал, будто бежал по лестнице вверх. Бусинки пота усеяли его лоб.

– Простите, комиссар, – сказал он, задыхаясь, – вы были правы!

Гордон выпрямился, забыв о болях.

– Что случилось?

– Ваш человек в маске похитил правление «Уэйн Энтерпрайзес», – сообщил Фоули. – Он отпустил почти всех, но троих забрал в канализацию.

Гордон поморщился от этой мысли. Воспоминания о туннелях, о его собственной крови, льющейся в ледяные воды, вызвали холод во всем теле.

«Вот и все, – понял он. – Бэйн сделал свой ход».

– Больше никаких патрулей, – приказал он. – Никаких игр в прятки. Отправьте туда всех полицейских, чтобы выкурить его.

Фоули колебался.

– Мэр не захочет разводить панику...

– Так что это обычные учения, – продолжил за него Блэйк.

На этот раз Фоули, кажется, одобрил предложение молодого человека. Он виновато посмотрел на Гордона.

– Извините, я не воспринимал ваши слова всерьез...

Гордон простил его. Фоули был хорошим копом.

Просто он считал само собой разумеющимся, что плохие дни были позади. Гордон был более осмотрителен в этом вопросе.

– Не извиняйся за то, что веришь, что мир лучше, чем он есть на самом деле, – сказал ему комиссар. – Просто борись, чтобы это стало правдой.

Фоули кивнул, видимо наконец-то разобравшись. Он ушел выполнять приказ Гордона. Блэйк двинулся было за ним, но Гордон позвал его.

– Задержись, – сказал комиссар. – Говоришь, Бэтмен исчез? Тогда проверь все ниточки, ведущие к Даггетту любыми возможными способами.

Им нужно было не просто найти Бэйна. Они должны были выяснить, что он задумал, пока не стало слишком поздно. Имя Даггетта упоминалось в связи с работами в туннелях, и теперь он был мертв. Должна была быть связь. И кто-то должен был ее найти.

Если не Бэтмен, то, возможно, Блэйк.

Вода капала на сухие потрескавшиеся губы Брюса. Старик с лохматыми седыми волосами склонился над ним, выдавливая жидкость из грязной тряпки. В соседней камере, отделенной от них крепкими железными прутьями, слепой мужчина с Ближнего Востока сидел на корточках у грубой каменной стены. На вид ему было за семьдесят. Молочные катаракты затуманили его глаза.

Он что-то пробормотал на языке, который Брюс не смог определить. Возможно, редкий диалект персидского или арабского.

– Он спрашивает, сколько ты заплатишь нам, если мы позволим тебе умереть, – перевел седой старик. Восточноевропейский акцент вызывал мысль, что он родился где-то далеко за пределами этой адской ямы. На его тощем тело болтался рваный шерстяной жилет. Он был одет как крестьянин, но вид у него был разоренного аристократа. – Я сказал ему, что у тебя ничего нет.