Тэмуджин. Книга 2

Под семидесятидневным непрерывным дождем
Ни разу еще не промокшие,
В семидесяти разных тяжелых битвах
Ни разу еще не пробитые
Железные сине-черные доспехи
На широкой своей спине закрепил.
В восьмидесяти битвах не сломавшийся,
О твердые кости не затупившийся,
Целое надвое разрубающий,
Булатный свой заговоренный меч
На левый бок он повесил.
Лук боевой, свой охотничий,
Желтый свой лук из оленьих рогов,
С остовом из столетней березы
На правый бок он повесил…

«А кого он отдаст восточным богам? – подумал Тэмуджин. – Богам преподносят обычно пленных или рабов, если только боги сами не потребуют кого-то из рода или айла… Он вспомнил рассказы о том, как отец Хабул-хана Тумбинай-сэсэн однажды заболел и был при смерти, а шаманы сказали, что восточные боги согласны взять за него кого-нибудь из его братьев. Тогда младший из всех Эрхэтэ-багатур вызвался идти в жертву, его отдали, а Тумбинай выздоровел и прожил еще долго…»

Улигершин пел свое:

Сэгэн Сэбдэг порядок во всем любя,
Сажает гостя по правую руку от себя,
Садится гость на почетное место,
Сразу за пиршественным столом стало тесно…

…Мог бы тот пир завершиться бедой:

Хан Хюрмас чуть язык не проглотил с едой,
Пальцы себе он едва не отъел…
Но смазали пальцы волшебной мазью,
И покусанные пальцы зажили сразу…

…Два властелина, наконец, наевшись,

Крепкой арзы вдоволь напившись,
Начинают беседу, друг против друга усевшись.
Каждый из них помногу знает,
Каждый из них свой ум имеет,
Каждый говорит в свою очередь,
Послушав другого степенно и вежливо.
Так вот они то о старинном вспомнят,
То о новом они друг другу расскажут,
То, что прежде прежнего было, выясняют,
То, что позже позднего стало, объясняют…

Тэмуджин незаметно заснул.

Снова ему приснились белые облака. Сначала они туманом курились вокруг него, медленно проплывали мимо, потом белоснежным мхом стали ложиться ему под ноги и он зашагал по ним, взбираясь все выше и выше. Снова показалась большая белая юрта и та же седая старуха у двери. На этот раз рядом со старухой сидел молодой воин в высоком шлеме с волосяной кисточкой на острой макушке. Выпрямив спину, он смотрел куда-то в сторону и, казалось, был чем-то недоволен. Старуха поманила рукой Тэмуджина. Он подошел, низко поклонился.

– Это мой праправнук Чингис Шэрээтэ Богдо, – сказала старуха, указывая на воина. – Вам нужно познакомиться и поговорить.

– Кто ты? – обернувшись, воин строго посмотрел на него. – Что ты здесь делаешь, у юрты моей прапрабабушки?

– Я из рода кият-борджигин, племени монгол, правнук Хабула, сын Есугея, – подавляя робость, сказал Тэмуджин. – Я заблудился на небе.

– Есугея знаю, – потеплело у того лицо. – Он нукер моего среднего брата Бухэ Бэлгэтэ[18]. Его отравили татары… повинны в том и ваши соплеменники, но мы тебе поможем отомстить за него.

Тэмуджин снова поклонился.

– Это у вас сейчас воспевают моего брата? – спросил Чингис Шэрээтэ и посмотрел вниз, прислушиваясь.

Издалека, будто из-под земли, доносился голос улигершина:

У багатура-борца вся мощь в спине и плечах,
У мэргэна-стрельца вся ловкость в пальце большом
и правом зрачке,
У сэсэна вся мудрость в животе и головном мозгу,
У хана, нойона вся власть в уме и душе…

– Да, – подтвердил Тэмуджин. – Наше племя готовится к облавной охоте.

– Неправду поет ваш улигершин о моем отце, – сказал Чингис Ширээтэ и сердито нахмурился.

Голос улигершина приближался, становясь все громче: