– Пировать! – громогласно объявил он, весело оглядывая и борджигинских и керуленских нойонов. – Будем пить, пока все не свалимся за столами.
– Пировать! Пировать! – вторили ему борджигины и обращались к керуленским уже по-свойски, подмигивая и улыбаясь: – Сейчас вы узнаете щедрость нашего нойона! Когда он в духе, сотню голов для пира не пожалеет, всех угостит!
Уже заносили поспешно в юрту низкие китайские столы, расставляли их широким кругом перед сидящими, уставляли их переполненными чашами с разваренным мясом и кровью, из открытых винных туесов запахло крепкой арзой и хорзой.
Через малое время юрта шумела и гремела на разные лады. Ононские и керуленские нойоны пересаживались друг к другу, находя и узнавая своих старых знакомых по татарским войнам и походам, радостно смотрели друг на друга, обнимались и говорили слова примирения.
– Наконец-то рода монголов объединятся, – с умудренным видом качали они головами, – уже хватит нам жить по разным углам.
– Так и до греха недалеко, между собой взялись воевать, куда это годится?
И уже никто в пылу горячих речей не помнил того, как всего полмесяца назад они с обнаженными клинками неслись друг на друга, стремясь пустить друг другу кровь, снести голову, разрубить на части, в жажде уничтожить противника вместе со всем его родом и завладеть его добром.
XXVI
В самом конце зимы, в последних днях месяца ехэ улаан[16]
, в Бурги Эрги, наконец, выпал большой снег. Боги, видно, дав возможность семье Есугея переждать в тайге самое опасное время, когда в степи шла война между родами, в конце концов решили восполнить и то, что должно было быть в горах, дать и сюда нужное количество вод, чтобы и тайга получила нужную ей влагу и не высохла летом. За несколько дней навалило сугробов по колено и Тэмуджин, спасая свое маленькое поголовье, решил на короткое время перекочевать в степь.Выйдя из гор по заснеженному льду Керулена, он резко повернул на юго-запад и отошел от реки на четверть дня пути – туда, где кончались курени и айлы керуленских монголов и начиналась пустынная степь, тянувшаяся на запад до владений кереитов. Здесь он расположил свое стойбище на открытом со всех сторон, продуваемом месте, с чистым от снежных сугробов пастбищем.
Жить в открытой степи было опаснее, чем в горах, но хорошо было то, что место это находилось в стороне от войны между монгольскими родами. И еще успокаивало матерей, пугавшихся от каждого шороха, то, что сейчас, в конце зимы, даже простые разбойники переставали рыскать по степи – в бескормицу все берегли своих коней от лишней гоньбы, да и настоящей добычи им в эту пору не было: обессилевший от плохого корма скот далеко не угонишь. Полагаясь на это, семья Тэмуджина жила в укромной ложбине между тремя сопками, поставив две жилые юрты.
Братья и нукеры пасли небольшое стадо по низинам, не выгоняя на высокие склоны, стараясь не быть на виду от дальних просторов. Они старательно откармливали своих ездовых коней, каждый день выискивая для них лучшие места с хорошей ветошью.
Из соплеменников о их новом месте знали лишь Мэнлиг и Кокэчу. С известием к ним Тэмуджин отправлял Хасара и Бэлгутэя, когда они были еще в пути, проезжая с кочевкой поблизости от их стойбища по Керулену.
Они прожили в степи около месяца, когда за два дня до полнолуния месяца бага улаан[17]
к ним приехал человек от анды Джамухи. Тэмуджин внимательно выслушал переданные ему слова и крепко задумался.Смерть Хара Хадана могла разрушить все его надежды на будущее. Неясным становилось положение отцовского тумэна: отныне джадаранские нойоны в любой день могли потребовать освободить те пастбища, на которых сейчас отцовские воины держали свой скот. Да и на будущее, когда сам он встанет во главе улуса, Тэмуджин рассчитывал на поддержку Хара Хадана.
«Когда между родами идут раздоры, – часто подумывал он до этого, – и неясно, как повернется жизнь завтра, лучше всего иметь в своем племени сильного друга. К хану Тогорилу по каждой мелочи бегать не будешь…».
И найдя такого друга в лице Хара Хадана, Тэмуджин внутренне радовался, что все так удачно сложилось: теперь союзником ему будет вождь сильного рода, противник его врагов – тайчиутов – и к тому же отец его анды. Анда же Джамуха со временем должен быть сесть на место своего отца и тогда они могли бы держаться вместе, всю жизнь помогая друг другу. Джамуха, встав во главе своего рода и имея влияние на керуленских монголов, мог поддержать его в то время, когда он, по предсказанию шаманов, взошел бы на ханский трон. Лучшего исхода на будущее нельзя было придумать, а теперь, когда Хара Хадана умер, на все это нечего было рассчитывать. Джамуху теперь ждала незавидная судьба.