Чем больше думал Тэмуджин об этом, тем тревожнее становилось у него на душе. Из прошлого разговора с Мэнлигом выходило, что в нынешнем противостоянии южных монголов против борджигинов все держалось на одном Хара Хадане, и другого такого нойона, способного собрать вокруг себя остальные рода и повести их, у керуленских больше нет. Получалось, что теперь, после ухода такого вождя, у южных монголов начнется разброд и они не смогут выстоять против своих врагов.
«Перед борджигинами теперь нет никаких препятствий, – напряженно соображая, приходил к выводу Тэмуджин, – они разгромят керуленских, а там доберутся и до отцовского войска. Таргудай заставит старейшин вынести решение о его разделе, тумэн разобьют на мелкие части и разведут по разным улусам, так, что потом не соберешь их… Тогда и для меня не будет никакой защиты».
Надо было что-то делать – и делать быстро, чтобы спасти главную силу южных монголов – улус Хара Хадана. Единственным верным способом было сделать так, чтобы улус вернули Джамухе – лишь в этом случае можно было надеяться на защиту от Таргудая. От этого зависело все будущее – и Джамухи, и Тэмуджина.
«Можно придраться к тому, что дядья незаконно забрали у Джамухи отцовское наследство, – размышлял Тэмуджин, – а кто сможет заставить их вернуть улус? Нойоны, старейшины и шаманы! Надо к ним обращаться, а сделать это могут лишь Мэнлиг и Кокэчу, им надо без промедления взяться за это…».
Не глядя на позднее время, Тэмуджин взял с собой Боорчи и в сумерках выехал в стойбище Мэнлига.
В полночь они были на месте. Кокэчу, как всегда, дома не оказалось. Разбуженный ото сна Мэнлиг был хмур и неприветлив. Молча слушая его доводы, он кутался в овчинный дэгэл, наброшенный на плечи, кривил рот, через силу удерживаясь от того, чтобы открыто не зевать при гостях.
– Если сейчас не спасти улус Хара Хадана, всем керуленским придет гибель, – горячо доказывал ему Тэмуджин, – сами же джадараны раздробят его войско, а потом, при надобности выйти дружно против борджигинов, у них не хватит ни ума, ни духа, вы это сами мне говорили, они будут прятаться по своим окраинам. Надо всем керуленским нойонам и старейшинам навалиться на джадаранов, припереть их в угол и заставить отдать улус Джамухе. Тогда они сообща устоят против борджигинов.
– Да знаю я все это, – досадливо, как от назойливого мальчишки, отмахнулся от него Мэнлиг, – я ведь сам там был, своими глазами все видел. И пытались от них добиться этого нойоны, да ничего не вышло… Это дело прошедшее, а сейчас там уже что-то другое надвигается, что-то там не по нашему замыслу идет…
На вопросительный взгляд Тэмуджина он, помявшись, неохотно пояснил:
– Мы там что-то важное просмотрели, упустили: семь дней назад я был на Хурхе и попросил тамошних шаманов посмотреть для меня на керуленских. Они смотрели в ключевую воду и сказали, что те замыслили какое-то дело, которое приведет к повороту в войне с борджигинами, как будто вражда между южными монголами и борджигинами скоро прекратится, а как все это будет, они, как ни пытались, не смогли разузнать… Но я не верю им, они что-то путают, не может такого быть, чтобы южные с северными так быстро примирились… Ну, да ладно, вот приедет Кокэчу и я велю ему посмотреть, а ты об этом не беспокойся, эти керуленские от нас никуда не денутся… А про джадаранских нойонов я все знаю, они не хотят отдавать улус Джамухе, уперлись рогами, мол, не ваше это дело. И ничего им не скажешь, это их владение.
– Но ведь они поступили не по закону, – стоял на своем Тэмуджин, – Джамухе уже тринадцать лет.
– Да, не по закону, – вздыхал Мэнлиг и, набираясь терпения, объяснял ему: – да только судить их некому: у нас нет хана, а старейшин в такую пору никто не будет слушать…
– А как же вы, шаманы? Ведь вы можете указать им, пригрозить…
– Ты что, забыл, что мы борджигинские, а не керуленские шаманы? – Мэнлиг уже раздраженно смотрел на него. – Как я пойду звать своих борджигинских помогать объединяться керуленским, когда те воюют с нашими родами? Ни один борджигинский шаман не пойдет на это, да и Кокэчу я заранее отправил подальше от этой смуты, и тебя прошу не впутывать его.
– А вы разве не можете тайно поговорить с керуленскими шаманами? – настаивал Тэмуджин. – Может быть, вы им только подскажете, а те поговорят с джадаранами, чтобы вернули улус Джамухе, пусть хорошенько припугнут их.
– Нет, – наотрез отказался Мэнлиг, – я и так с головой влез в эту свару, привел к керуленским войско твоего отца, за это борджигинские нойоны давно уж обвиняют меня, как изменника, не хочу больше в это вмешиваться.
Тэмуджин помолчал, собираясь с мыслями, и предпринял еще одну попытку уговорить его.
– Мэнлиг-аха, – просящим тоном сказал он, пуская в ход свой последний довод, – дело ведь такое важное, что если мы Джамуху посадим во главе джадаранского улуса, в будущем мы будем иметь такую силу среди южных монголов, что они будут во всем послушны нам…