Тэмуджин. Книга 4

– Я поговорил с борджигинами, – повторил Алтан. – Но главного добиться не смог: они боятся выпячивать себя, поднимать кого-то на ханство… Дело не в тебе, – он поспешил успокоить Джамуху, увидев возмущение на его лице. – Слишком пугливы стали они в последнее время…

– Чего же они боятся? – с нетерпением вскрикнул Джамуха.

– Да они и сами не знают, чего, – махнул тот рукой. – То им кажется, что Таргудай им отомстит, то им неудобно вперед здешних нойонов лезть. Уперлись на месте и говорят, мол, пусть сначала керуленские тебя поднимут, а потом уж и они могут присоединиться, а так боязно им, как бы ошибки не вышло.

– Ну и люди… – Джамуха презрительно скривил лицо. – Все кичились, выставлялись: «мы борджигины, старшие в племени…», а где теперь их спесь, ветром сдуло? Ну чего им теперь бояться? Я их прикрою от любого врага… И что, так они и будут стоять на моей земле, выжидать?

Алтан нерешительно посмотрел на него.

– Ну, раз уж так вышло, может быть, сначала выдвинут тебя керуленские? А потом я еще раз поговорю со своими. Никуда не денутся, тогда-то уж они согласятся…

– Как это пусть керуленские выдвинут?.. – Джамуха изумленно смотрел на него. – Ты же обещал, что твои первыми выступят…

– Ну, так прямо я не обещал, – опустив глаза, глухо промолвил Алтан.

– Как это не обещал?!. – Джамуха, округлив глаза, уперся в него взглядом. – Ведь ты первый приехал ко мне и сказал: «Я привел борджигинов, пора тебе поднимать ханское знамя». Разве не так?

– Ну, я же не сказал, что борджигины тебя сами поднимут, я сказал, что тебе пора поднимать знамя…

У Джамухи еще больше расширились глаза, сжались и задрожали губы, белки глаз стали наливаться кровью, и он каким-то глухим, придушенным голосом, будто ему не хватало воздуха, спросил:

– Да ты что говоришь? Шутишь… или вздумал посмеяться надо мной?

– Какие шутки, Джамуха-зээ, просто так получается, ведь не бывает все так гладко… подождем немного, а там и устроится все…

– Что устроится? Да я всем здешним уже сказал, что борджигины поднимают меня на ханство, а ты что мне сейчас говоришь?

Правая рука Джамухи легла на рукоятку ножа, он ненавидяще смотрел на Алтана. Тот испуганно отшатнулся, поднял обе руки, словно прикрываясь от него.

– Ну, Джамуха-зээ, я же не виноват… подожди, все решится, надо дать им время… пусть подумают, а я потом еще раз поговорю с ними. Что это ты так разволновался, ты уж не огорчайся так сильно, хану ведь не годится вести себя так… А ханом ты будешь, будешь… это я тебе говорю, надо только потерпеть, выждать…

Джамуха помедлил, будто обдумывая его слова, и наконец убрал руку с ножа и сказал:

– Ладно, я подожду, но запомни: ты затеял все это дело, ты уговорил меня поднять ханское знамя, а я послушался тебя, пошел против своего анды, обманул всех своих соседей, и ты не думай, что тебе это легко сойдет с рук. Ты за все мне ответишь. Знаешь, что я с тобой сделаю? Я тебя в котле сварю живьем, если не выполнишь то, что мне обещал. Сейчас поедешь обратно, еще раз поговоришь со своими, и если они все до одного не согласятся поднять меня на ханский трон, клянусь, что сделаю с тобой так, как сказал. И борджигинам своим передай: если не согласны, пусть убираются куда хотят и в будущем добра от меня не ждут. Иди!!

Алтан подавленно опустил голову, помедлил несколько мгновений, снова поднял взгляд, видно, желая что-то сказать, но, увидев ненавидящий оскал на искривленном от злобы лице Джамухи, молча встал и вышел из юрты.

XVIII

Даритай проснулся около полудня. Тяжело дыша, он встал и, с трудом удерживая равновесие, прошел к бочонку с айрагом. Жадно выпил полковша и присел к столику. Он смутно припоминал, как прошли эти два дня, как закончился позавчерашний пир у Джамухи и вчерашнее пьянство с Бури Бухэ.

Запоздало жалея о случившемся, он горестно сокрушался: «Так можно всю жизнь пропить и нечего будет вспомнить… Это Бури во всем виноват. Ах, зачем я соглашался с ним пить? Это же пустой человек, какой толк мне водиться с ним? Надо поближе к Алтану держаться, из всех, кто рядом, он один разумный человек… другие все ушли к предкам, не с кем почти и поговорить… ох, какая тоска на душе…»

Даритай с усилием заставил себя встать и вышел из юрты. Солнце стояло в зените, с юга поддувал свежий, уже по-летнему теплый ветер. Он прошел к молочной юрте, откуда доносился крикливый голос жены, отдававшей распоряжения двум своим старым рабыням.

Не заходя, он приоткрыл полог, окликнул:

– Эй, чашку арзы мне налейте!

Шазгай вышла, держа наполовину наполненный мутным питьем ковшик.

– Я же сказал арзы, а не архи! – проворчал Даритай. – И хоть бы полный налила.

– Пока тебе хватит, – Шазгай погладила ему плечо, – а то снова захмелеешь. У вас ведь сейчас важные дела, ты сам говорил… потом будешь жалеть, что перебрал, меня же и будешь ругать за то, что наливала.

– Ладно, помолчи ты хоть немного… – Он принял из ее рук чашу, побрызгал небу и двумя глотками выпил до дна. – От Алтана никого не было?

– Нет, не было.

– Скажи, чтобы мне заседлали.