Тэмуджин. Книга 4

– Только что мы начали было оправляться, – жалующимся голосом сказал Тайчу, продолжая разговор, который велся между ними, – пополнились людьми, и тут же он нас ограбил.

– И это называется брат! – зло усмехнулся Хучар. – У самого целый тумэн в руках, чего еще не хватает? Нет, мало ему, он решил нашими людьми поживиться.

– Вы что, до сих пор ничего не поняли? – скосился в их сторону Сача Беки. – Это он нам за прошлое мстит.

– А что мы ему сделали? – взвился Хучар. – Оставили одних? Так он сам от своего рода отказался, не захотел жить с дядей Даритаем. Ведь все из-за этого было, он сам во всем виноват!

Сача Беки, не отвечая ему, посмотрел на Унгура.

– Одного я не могу понять, мы тут не знаем, как по полусотне айлов заполучить, чтобы было над кем отцовские знамена поднять, а ему сразу целый тумэн в руки достался. Разве это справедливо, как такое боги допустили?

Унгур, не отвечая, поднялся и, выйдя из юрты, принес в корзине несколько кусков аргала. Сев на место, разламывая куски, подбросил на краснеющие угольки. Огонь задымил, разгорелся, стало светлее.

– И как это получилось у него, – пожимая плечами, продолжал Хучар, – был нищий, ходил в рабах у Таргудая, и вдруг – такой улус, войско, власть! А теперь он и меркитов разгромил, оттуда, говорят, сто тысяч одних лошадей пригнали, потом у самого Таргудая табуны с подданными отобрал. А мы как жили, так и живем.

– Это каким он жадным оказался! – возмущенно воскликнул Тайчу. – Я раньше и не подумал бы, что он такой.

– Да не жадный он, что ты болтаешь! – вдруг раздраженно отмахнулся Унгур, неприязненно взглянув на него. – Здесь совсем другое.

– Я говорю вам, он мстит! – снова сказал Сача Беки. – Вы посмотрите: пошел он со своим войском на Таргудая, тот сдался, не стал воевать, вот и ограбил бы этих тайчиутов до последнего ягненка, если имел с ними счеты. Нет, он там нажился выше горла, и свое вернул, да еще под шумок, наверно, лишнее прихватил, и тут еще наших увел – зачем, вы думаете, ему эти несколько айлов, они ведь для него что есть, что нет их, – а это только чтобы отомстить нам! Эти ведь сами побежали к нему, ясно, что они заранее сговорились. Я еще тогда замечал за этим Мухали с его дружками: все за юртами собирались, шептались о чем-то. И остальные все вели себя так, как будто недолго собирались с нами жить. Ясно, что снюхались. Тэмуджин давно свою месть приготовил… А ты говоришь – другое. Что тут еще другое может быть?

Унгур все так же задумчиво смотрел на огонь.

– А мы сами разве не виноваты перед ним? – помолчав, сказал он. – Как мы поступили с их семьей, когда умер дядя Есугей?

Трое братьев, изумленно расширив глаза, посмотрели на него.

– Да ты что! – Сача Беки, облокотившийся было на землю, рывком приподнялся, склонился в его сторону. – Чем это мы виноваты перед ним? Он ведь первый порвал с нами…

– Да не порывал он с нами, – махнул рукой Унгур, окончательно раздражаясь, – вот вы вбили себе в головы то, как вам выгодно говорить, и повторяете, как вороны, одно и то же. Вам лишь бы себя оправдать, сбросить вину на другого, а иначе вы и думать не умеете. А было все на самом деле так: дед Тодоен завещал, чтобы знамя оставили Тэмуджину, но наши дядья не послушались, решили забрать у него все вместе с улусом. Тэмуджин не поддался им, а те силой отобрать не решились: побоялись гнева Есугея, бросили его и ушли. А Тэмуджин имел право поступить так после слова деда Тодоена. Вот как все было! У Тэмуджина хватило решимости не подчиняться дядьям – вот в чем все дело, у него дух другой.

– Какой это другой? – насмешливо спросил Сача Беки. – У него что, не человеческий дух?

– Человеческий, но другой, потому он и поступил так. Вот вы все, что сделали бы на его месте? Вот ты, Хучар?

– Я бы подчинился дядьям, – пожал тот плечами. – Не стал бы из-за знамени ссориться с сородичами.

– Я бы тоже подчинился, – сказал Тайчу. – Они ведут нас, они и знают, что и как надо делать. Их и надо слушать.

Сача Беки, с недоумением глядя то на Унгура, то на остальных, молчал.

– А ты что сделал бы? – спросил у него Унгур.

– Я бы тоже отдал! – запальчиво крикнул он. – Чтобы не разрушать единства рода. Я бы и без знамени не остался голодным. А у него гордости слишком много…

– Единства уже тогда не стало, когда умер дед Тодоен, – сказал Унгур. – Он велел не трогать знамя, а те ослушались. Какое это единство? После этого Тэмуджин имел право не послушаться дядей.

Припертые прямыми словами Унгура, братья замолкли было, но Сача Беки вновь посмотрел на него, возмущенно расширил глаза:

– Ну, а ты ведь был с нами, а не с ним, и даже знамя после дяди Даритая к тебе должно было перейти. Тогда-то ты молчал, а теперь что-то по-другому заговорил, ну-ка, скажи нам, что произошло?

– Глупый я был, не понимал ничего, – честно признался Унгур. – А теперь я думаю, что раз Тэмуджин выжил со своим знаменем, да еще получил отцовское владение, тогда он и прав был. Оттого и боги помогли ему.

– И что, хочешь теперь сказать, что и ты знамя не отдал бы, будь на его месте? – насмешливо спросил Хучар.