Тэмуджин. Книга 4

– А что, мало кому я помогал? – Таргудай выпучил глаза, лающим голосом загремел на всю юрту: – Почти все, кому я помогал, кого защищал, оказались лжецами и обманщиками, бросили меня в трудное время… Только вы да еще немногие остались верны. Но я запомню вашу верность, жалко, что раньше не знал, что вы честные люди, я вас потом отблагодарю, я вас всех богатыми сделаю…

В юрту вошли двое служанок, занесли блюда с вареной сметаной, сырой печенью и почками, нарезанными тонкими слоями.

– Выпьем еще, – оживился Таргудай, – наливай дополна, что-то давно я не пил с хорошими людьми… все остальные лжецами оказались.

Выпили, и тут Алтан заговорил ровным, почтительным голосом:

– Дядя Таргудай, время сейчас смутное, беспокойное, не знаешь, что будет завтра, какая еще беда придет, вот мы и приехали к вам поговорить обо всем, договориться, как дальше будем жить.

– Ну… – благодушное лицо Таргудая отвердело, почуяв непростой разговор, он приготовился слушать. – Говори, что хочешь сказать.

– Мы будем с вами до конца, что бы ни случилось. – Алтан честными глазами смотрел на него. – Мы докажем вам, что мы верные люди. Но мы просим дать нам то, что вы, дядя Таргудай, так щедро обещали нам в начале прошлой зимы: мне пятьсот моих старых айлов, им – он кивнул в сторону Даритая и Бури Бухэ, – по триста, а племянникам нашим – одному пятьдесят, другому семьдесят айлов из бывших подданных Ехэ-Цэрэна и Хутугты. Мы ведь просим свое, родовое, вы поймите нас, и тогда мы вам будем благодарны и верны…

Алтан говорил смиренно и почтительно, и нельзя было ни к чему придраться, однако Таргудай ясно уловил в его словах скрытую угрозу: «Отдай, иначе мы уйдем от тебя, и тогда мы – злейшие враги».

Таргудай усмехнулся, разочарованно оглядев их, однако промолчал, приберегая слова. Опустив взгляд в очаг, он долго раздумывал.

– А что, – неуверенно спросил он, – разве нельзя хотя бы до весны подождать? К чему такая спешка?

– Уже год прошел, – проворчал Бури Бухэ, не глядя ни на кого. – До каких пор еще ждать?

Алтан твердо посмотрел на Таргудая:

– Время сейчас такое, что никто из нас не знает, будем завтра живы или нет, а дело лучше сделать сейчас же, раз было принято решение и оглашено перед всеми. Люди ведь все помнят. Отдадите, тогда все скажут: Таргудай-нойон и в трудную пору не забывает своих слов, лучше с таким человеком жить, чем ни с кем, и тогда многие еще вернутся к вам. Ну, а мы никогда не покинем вас, вместе будем переживать трудное время.

– Ладно, – сдался тот, – получите все сейчас. Эй, зайди сюда! – крикнул он в сторону двери, и тут же вошла юная служанка. – Скажи, чтобы позвали Унэгэна.

Та, согнувшись, вышла.

– А ты наливай! – бросил он Алтану. – Выпьем еще… Вот, все запомните мою доброту… По полной, по полной наливай, вот так. Ну, выпьем.

Унэгэн пришел скоро, с бесстрастным лицом поклонился и, выжидающе глядя, стал у двери.

– Садись с нами. – Таргудай, тяжело дыша, уже нетрезво смотрел на него. – Сейчас выпьешь с нами, а потом поедешь с нукерами в восточные курени. Пересчитаешь те айлы, которые пришли к нам от них. – Он кивнул головой на киятов. – Отсчитаешь пятьсот семей от улуса Алтана, по триста от Бури Бухэ и Даритая. Потом от бывшего улуса Ехэ-Цэрэна отсчитаешь семьдесят семей, от улуса Хутугты – пятьдесят. Огласишь им мой приказ: возвращаться к старым хозяевам, к своим киятским нойонам.

Унэгэн, тая великое изумление на лице, настороженно помалкивал. Он колебался, видя, что хозяин пьян, зная его переменчивый нрав. Да и не помнил он такого, чтобы Таргудай добром отдавал то, что однажды попало ему в руки, даже если и обещал. А обещать он мог сколько вздумается. Недавнее же вынужденное возвращение Тэмуджину его поголовья и подданных должно было только усилить врожденную скупость Таргудая. Поэтому он недоверчиво посматривал на своего нойона.

Помедлив, он осторожно спросил:

– Не передумаете ли потом, Таргудай-нойон? Это ведь не десять и не двадцать айлов, да и скот при них…

– Ты что, еще за меня будешь думать? Мое слово передумывать? Да для меня это – тьфу! Вы не знаете, какое богатство у меня спрятано в горах, зарыто в земле! Пройдет эта смута, я себе все восстановлю, и табуны, и стада! А у кого много стад, у того и много подданных, мы еще посмотрим, чей будет верх. Вот выпей и делай то, что я сказал!

Выпили, и Унэгэн тут же встал, низко поклонившись, скрылся за пологом.

– А вы запомните! – Таргудай зло уставился на киятов. – Запомните, как я справедливо поступаю с верными людьми. Ну, что молчите, хороший я вам дядя или нет?

– Да, дядя Таргудай, вы очень, очень хороший человек, – сдерживая ликование на лицах, закивали те, – и мы всегда будем вам благодарны.

– Будете со мной неотступно?

– Будем, дядя Таргудай.

– Ну, вот и будьте со мной всегда… Ну, я что-то устал, вы идите, а я отдохну.

Киятские нойоны встали и, кланяясь, по одному выскользнули наружу.

XXI

На другой день ровно тысяча двести двадцать семьей киятских воинов, большинство которых четыре года тому назад, после смерти Есугея и Тодоена, ушли к тайчиутам, возвратились назад, к прежним хозяевам.