Ответ его окончательно удовлетворил Джамуху, он довольно покачал головой.
– Ну что ж, давайте жить вместе. А сколько у вас людей, скота?
– Войска у нас: моих две тысячи триста, да у них по шестьсот-семьсот всадников. Общего скота: лошадей четыре с половиной тысячи голов, коров полторы тысячи, а овец да коз мы бросили.
«Три с половиной тысячи воинов! Это немалый кусок, не какие-то несколько сотен…» – Джамуха невольно сравнивал это количество с числом тех джелаиров и борджигинских юношей, которые недавно пришли к Тэмуджину, и, уже с трудом сдерживая свое ликование, осведомился:
– А где вы сейчас встали?
– На речке Абарга, у большого озера, – сказал Даритай.
– Хорошо. – Джамуха подумал. – Те земли до сих пор пустовали, там и стойте пока, а дальше видно будет. С восточной стороны будут мои дядья, а с этой – мои курени. И никакой Таргудай вас не тронет, вот вам мое слово.
XXII
К вечеру, после хорошего угощения отпустив киятских нойонов, Джамуха пошел к Тэмуджину. Он снова был навеселе. Хотя и давал себе слово пить только по празднествам и тайлаганам, на этот раз он счел нужным выпить с новыми подданными и поговорить с ними по душам, чтобы поближе узнать их.
К Тэмуджину он шел, желая сразу же устранить недомолвки между ними (он был уверен, что анде уже донесли о приезде киятов, и подозревал, что ему не понравится то, что дядья пришли не к нему, а к племяннику по матери).
«Он должен смириться с этим! – осмелев от выпитого, мысленно доказывал себе Джамуха. – Ведь пришедшие к нему джелаиры – люди керуленские, а анда принял их, когда им приличнее было бы жить под моей рукой. Потому и он не может быть против того, что эти пришли ко мне…»
Тэмуджин был у себя в большой юрте, разговаривал о чем-то с матерью Оэлун и Бортэ. «Наверно, приезд дядей-киятов обсуждают, – догадался Джамуха. – О чем больше им сейчас говорить?».
Анда пригласил его к очагу, а Оэлун с Бортэ наскоро собрались и ушли в другую юрту.
– Живем рядом, а в последнее время даже и не видимся, – присаживаясь, Джамуха с шутливой улыбкой укорил анду. – Ты мне ведь даже не сказал о том, что идешь в поход на Таргудая, пригнал уйму скота, людей, а я от чужих людей узнаю, что у тебя пять или шесть новых куреней стоят вверх по реке.
– У тебя своих забот хватает, со своими дядьями споры, к чему мне было втягивать тебя в счеты со своим дядей Таргудаем? Я лишь забрал у него отцовские владения, стоит ли об этом лишний раз говорить.
– Заодно и джелаирский курень увел?
– Эти джелаиры еще зимой попросились ко мне.
– Зимой, когда у тебя еще и улуса не было? – Джамуха недоверчиво улыбнулся.
– Да, а ты что, не веришь мне?
– Верю, верю, анда, – Джамуха улыбчиво прижмурил глаза. – О тебе ведь по всей степи слава идет. Ну, а я вот пришел тебе сказать, что твои дядья-кияты сегодня утром приехали ко мне и попросились жить под моим знаменем.
– Знаю.
– Я согласился их принять.
– Ну и хорошо.
– И ты не против?
Тэмуджин посмотрел на него в упор.
– Анда, что-то не такой разговор идет между нами, какой должен быть между названными братьями. Помнишь, как мы с тобой три года назад поклялись быть в дружбе? И до сих пор мы помогали друг другу. Так и сейчас мы должны радоваться удаче друг друга. Пусть мои дядья живут у тебя, мне это даже лучше, чем если они будут с Таргудаем или с кем-то еще. И давай мы договоримся: какой бы из монгольских родов ни пришел к кому-то из нас, мы не будем препятствовать или что-то иметь против. Потому что мы анды и нам нет разницы, с кем из нас они будут жить. Между нами об этом не должно быть споров. Верно я говорю?
Джамуха радостно засиял белоснежными зубами, обнял Тэмуджина.
– Ты настоящий анда. Значит, договорились?
– Договорились. Между нами бывают разногласия, это честно надо признать, – по-доброму улыбнулся в ответ Тэмуджин. – Но мы не должны ворошить это, потому что породнились душой, а это главное!
– Истинное слово! – Джамуха восхищенно цокнул языком. – Давай за это выпьем. У тебя, наверно, есть что выпить за нашу дружбу?
– Найдется, – улыбнулся в ответ Тэмуджин.
Он поднялся со своего места, взял с полки деревянный домбо с архи и две медные чашки. Вернувшись, наливая, сказал:
– Сейчас мы с матерью и Бортэ говорили о кочевке на зимнее пастбище. Я думаю, что тянуть с этим нечего, надо успеть, пока есть свободное время и держится тепло. Как ты думаешь?
Они подняли чаши и выпили.
– Ты прав! – Джамуха, отдышавшись, зачерпнул ложкой творог со сметаной, закусил и, прожевывая, сказал: – Можно завтра же и сниматься. Чего ждать? Скот пока можно оставить, пусть доберет здешние травы до снегов, а сами перейдем, пока сухо. Поселим своих так же, как здесь: я с восточной стороны, ты – с западной.
– Согласен. Я сейчас же пошлю гонцов по своим куреням, чтобы готовились с утра сниматься.
– И я сделаю так же.
В течение следующего дня улусы Тэмуджина и Джамухи переместились за реку, поселившись в основном в том же порядке, что и на этой стороне. Часть войсковых куреней отошла далеко на юг и разместилась по большим озерам, оцепив широкий круг добротных пастбищ от юго-востока до запада.