– А этого добивается твой анда, – пожал плечами Кокэчу. – Я тебе говорю, у него одна задумка: принизить тебя в глазах людей, опозорить, чтобы и в следующие годы быть тобши, а тебя отодвинуть в сторону.
– Я уже понял это, – сказал Тэмуджин, подавляя досадливое чувство.
Шаман некоторое время пристально смотрел на него и сказал:
– Знаешь, в чем твоя главная ошибка?
– В чем? – быстро спросил Тэмуджин и почувствовал любопытство к тому, что тот скажет.
– В том, что ты смотришь на других, как на самого себя. Если сам не хитришь, не строишь кому-то подвохов, то и другие тебе кажутся такими же. А Джамуха, тот и вовсе кажется тебе особенным, чуть ли не святым. Думаешь, если он твой анда, то и безгрешен, не способен ни на какой обман. А он такой же человек, как и все, устремления у него такие же, что и у остальных нойонов.
– Какие же это устремления? – спросил Тэмуджин.
– К славе, к власти, к богатству – к чему стремятся все нойоны. Ведь за это они готовы перегрызть глотку любому, кто встанет на их пути, – иначе они не были бы нойонами. Они что вожаки в волчьей стае или жеребцы в табуне. Потому никто из них и не может желать добра другому, все только о себе думают. И Джамуха твой такой же. Если рассудить по уму, в таком положении тебе нужно поближе ко мне держаться, а ты вместо этого сторонишься меня, все независимым быть хочешь.
– Я не сторонюсь тебя, откуда ты взял? – Смутившись, Тэмуджин оглянулся назад, проверяя, не слышит ли их кто-нибудь. – Я всегда был благодарен тебе за все, что ты мне сделал.
– Мы с тобой редко встречаемся, – будто не слушая его, продолжал Кокэчу. – Поэтому я тебе повторю, а ты еще раз внимательно выслушай меня и запомни. Не ищи себе друзей среди нойонов, потому что никто из них по своему нутру не может быть истинным другом. Как ни один жеребец не может хорошо относиться к другому жеребцу, так и ни один нойон не может так же относиться к другому нойону. Сейчас он кажется таким, лезет в друзья, говорит хорошие слова, но потом неизбежно между вами возникнет то, что будет желанно вам обоим: власть, верховенство над народом, – и пропадет ваша дружба, как туман под степным ветром. Если не уяснишь себе это сейчас, в будущем ты всегда будешь ошибаться. Вот теперь ты видишь, что ошибся с Джамухой, а потом увидишь, что ошибался и с Тогорилом.
Тэмуджин вспомнил, как в меркитском походе Тогорил воровал у них добычу, и мысленно признал правоту шамана. Воспользовавшись случаем, он решил выпытать у шамана то, что у того в помыслах.
– Ну хорошо, я знаю, что нойоны жаждут власти и владений, ну а вы, шаманы, чего вы желаете?
– Из того, чего жаждете вы, нойоны, нам ничего не нужно. Не нужны нам ни табуны, ни подданные, а все наше богатство – хороший конь, шаманский бубен, шуба да корона. Мы не собираем войск, не ведем войн, потому и не соперничаем с вами, не противостоим вам.
– Ну, а что-то вам ведь нужно?
– Нам нужно, чтобы в степи был мир и сильная власть нойонов, а еще лучше, чтобы в племени был единый хан. Чтобы в улусах был порядок, чтобы владения ваши были крепкие, чтобы на монголов не могли зариться чужие племена. Когда мир и порядок, то люди послушны закону, соблюдают обычай, свершают обряды, приносят обильные жертвы богам. Тогда и боги довольны, и нам легче обращаться к ним, просить у них помощи. Вот что нам нужно.
Тэмуджин надолго примолк. Он, сгорбившись, сидел в седле, недоверчиво прищурив глаза, застывшим взглядом уставился на сгорбленную спину ехавшего впереди газарши и обдумывал слова шамана.
Наконец повернулся к нему, сказал:
– Давай будем говорить открыто. Сейчас ты говоришь, что вам не нужны ни власть, ни владения. Но ведь два года назад ты со своим отцом требовал у меня послушания, чтобы я делал все так, как вы мне скажете. Это что, не стремление к власти? – Он прямо смотрел на него, требуя признания.
Кокэчу тихо, почти неслышно рассмеялся – так он и смеялся всегда раньше, в детстве, когда они были неразлучными друзьями. Тэмуджин за последние несколько лет не видел, чтобы тот веселился так беспечно (лишь сдержанную улыбку можно было увидеть на его неприступном лице), и теперь удивленно смотрел на него, внутренне поддаваясь его внезапному порыву, готовый рассмеяться вместе с ним.
Тот, пригнувшись над гривой коня, долго трясся в смехе и наконец, успокаиваясь, выпрямился, с улыбкой посмотрел на него.
– Ну, опять ты никак не поймешь самого простого.
– Чего же я не понимаю? – спросил Тэмуджин, нетерпеливо перебирая поводья. – Ты говори яснее.
– А ты помнишь себя, каким был два года назад? Ведь ты был похож на бешеного волчонка, глаза твои горели желтым огнем. Готов был натворить все что угодно, только бы поскорее вернуть отцовское войско да отомстить Таргудаю. А положение твое было тогда опасное, неясно было, чем все закончится. Потому мы и пытались сдерживать тебя, требовали, чтобы ты слушался нас.
– Только ли поэтому? – недоверчиво усмехнулся Тэмуджин, искоса глядя на него.