Темза. Священная река

В конце первоначальной версии Алисе видится Темза близ Оксфорда: “Она увидела старинный город, увидела спокойную реку, вьющуюся рядом с ним по равнине, а на реке увидела лодку, неторопливо скользящую вверх по течению, с веселой детской компанией на борту – она слышала звонкие голоса и смех, разносящиеся над водой как музыка…” Невозможно лучше выразить родство между рекой и невинностью, между рекой и чистотой. Но этот взгляд на реку окрашен также и грустью, чувством утраты: “Лодка медленно двигалась извилистым путем под яркими лучами летнего дня со своими веселыми пассажирами под музыку их возгласов и смеха, пока, миновав один из многих поворотов реки, она не скрылась из виду”. Упоминание о “старинном городе” готовит читателя к этому образу реки времени, времени ушедшего и времени уходящего, к мысли о том, что в сокровищнице детства таится элемент взрослой умудренности. Дети уплывают от нас по реке.

Но Темза вместе с тем породила книги, погружаясь в которые, мы, по словам Вирджинии Вулф, просто обязаны стать детьми. На этой реке и сам Доджсон превращался в ребенка, о чем он часто мечтал: его вечное заикание пропадало, взрослая логика сменялась высшей алогичностью. “Приключения Алисы в стране чудес” (1865) и “Алиса в Зазеркалье” (1871) – это повести, полные мечтаний, видений и бессмыслицы. Очарование реки отчасти связано с надеждой избавиться с ее помощью от власти времени. Вспоминая ту речную прогулку, Доджсон впоследствии писал: “…безоблачная синева над головой, водное зеркало под нами, лодка лениво движется под звуки капель, падающих с весел…” Это – Темза как статическое равновесие, как райский миг, продолженный в вечность вдохновения. Некое особое свойство реки подмечает Уильям Моррис. Плывя по ней на лодке, он ощутил, как “все уменьшилось в масштабе, плесы укоротились, картины берегов сменяются стремительно, и возникает чувство, будто тебя куда-то несет, к чему-то странному, чувство приключения, которого я не испытывал в более обширных водах”. Чем это не описание случившегося с Алисой? Река творит особую перспективу и своеобразие деталей, присущие сновидениям:

По речке, солнцем залитой,
На легкой лодке мы скользим.
Мерцает полдень золотой
Дрожащим маревом сквозным[73]

.

Такая же атмосфера сновидения и печали по утраченному наполняет книгу Кеннета Грэма “Ветер в ивах” (1908) – еще одно произведение, формально предназначенное детям, но ставшее любимым чтением многих взрослых. В частности, это была любимая книга художника Стэнли Спенсера. По странному совпадению, в детстве Грэма отправили жить к бабушке в Кукем на Темзе, где родился и много лет провел Спенсер. В шесть лет Кеннет исследовал тамошний речной берег, наблюдал за выдрами и другими существами, обитавшими подле реки. Его дядя, викарий кукемской церкви, катал его на лодке в Бишем и другие окрестные места на Темзе. Сорок лет спустя Грэм вернулся в Кукем с женой и сыном и, вдохновленный этим местом, стал рассказывать мальчику истории про Жабу и Барсука. Начавшись, подобно реке, с маленького ручейка, повесть крепла и разрасталась. После самоубийства сына Грэм покинул Кукем и перебрался на несколько миль выше по реке – в Пангборн, где и остался до конца жизни. После его смерти местные дети украсили приходскую церковь ветками ивы, собранными на речном берегу. На его могильном камне было высечено: “Светлой памяти Кеннета Грэма – супруга Элспет и отца Аластера. Он пересек Реку 6 июля 1932 года”. Грэм наверняка был согласен с панегириком реке, который в его книге произносит дядюшка Рэт: “Это мой мир, и я ничего другого себе не желаю. Чего она не может дать, того и желать нет никакого смысла, чего она не знает, того и знать не следует. Господи! Сколько прекрасных часов мы провели вместе!”[74]