Темза. Священная река

В связи с этим Уильямс упоминает Илайджу Айлза из Инглшема, чьи песни были “полны добродушного юмора”, и Уильяма Уоррена, кровельщика из Саут-Марстона, который пел “в романтическо-историческом ключе”. Существовали “певческие семейства” (например, Пиллингеры из Лечлейда и Уилеры из Баскота), где дар передавался из поколения в поколение. В Лечлейде, кстати, пению обучали в школе. Некоторые деревни особенно славились своими певцами, в том числе Стэндлейк и Касл-Итон. До появления церковных органов в каждой деревушке региона имелся свой оркестрик, состоявший из скрипки, виолончели, пикколо, кларнета, корнета, трубы и загадочного инструмента под названием “лошадиная нога”. В начале XX века самыми знаменитыми продавцами напечатанных баллад в долине Темзы считались муж и жена, у каждого из которых было по одному глазу.

Затем, однако, музыка умолкла. Скорее всего, это произошло бы в любом случае, ибо, как пишет Уильямс, “деревенский житель никогда не поет для чужака”. Подлинный упадок, судя по всему, начался после того, как полиция запретила публичное пение в местных гостиницах и питейных заведениях. Постепенно традиция была утрачена. Песни умерли вместе с последними исполнителями. Нельзя, конечно, утверждать, что регион Темзы был единственным, где подобные традиции поддерживались в течение многих веков. Но, как замечает Уильямс, поучительно иметь в виду, что этот край, считавшийся “одной из скучнейших частей Англии, отрезанный, можно сказать, от сердцевины широкого мира”, смог создать благоприятные условия для рождения мелодий, “оживлявших” сердца и чувства обитателей здешних берегов. Надолго погрузившись в жизнь изолированного в те времена региона, Уильямс сумел сохранить для нас образы культуры, которая стала сейчас чужой и чрезвычайно далекой. Это была культура реки с традициями коллективных переживаний и песенных состязаний, культура, способная дать ключ к гораздо более ранним эпохам жизни близ Темзы.

Между прочим, у “аборигенов” нижнего течения реки, где ощущаются приливы и отливы, и жителей верховий Темзы есть бросающиеся в глаза сходные черты. Например – певческая жилка. Обитатели Уоппинга и Ротерхайта имели обыкновение незадолго до наступления Нового года собираться на пирсах и причалах, составлявших важную часть их речного мира, и распевать песни. Пароходы и буксиры отвечали им с реки гудками. Существует ли некая глубинная связь между рекой и песней? Жители лондонских береговых районов, помимо прочего, разделяли со своими собратьями из верховий склонность к заключению браков внутри узкого сообщества. В начале XX века газета “Морнинг пост” сообщила, что из 160 учеников одной из школ так называемого Болотного острова (Бог-айленда) у места, где в Темзу впадает Боу-крик, 100 носят фамилию Ламмин, а остальные 60 – либо Сканланы, либо Джефферисы.

Люди доков, отрезанные от соседей географически, вырабатывали в себе мощный коллективистский дух. Причем даже внутри самого района лондонских доков были свои разграничения. Разводные мосты и массивные ворота отделяли жителей Айл-оф-Догс от жителей Ротерхайта; между ними вспыхивали жестокие конфликты. Например, в марте 1970 года обитатели Айл-оф-Догс заблокировали мост и объявили себя независимой республикой с населением в двенадцать тысяч человек. Акция протеста продлилась один день. Улица Ротерхайт-стрит, которую в народе называли Центром (Downtown), отличалась от соседних Бермондси и Саутуорка. Но общей у всех этих участков была вовлеченность в речную жизнь. Темза была для жителей местом работы (чаще всего временной) и краткого отдыха, средством передвижения, сточной канавой. Она была средоточием их бытия; прибрежные улицы и переулки безошибочно выводили к причалам и лестницам, спускавшимся к темной речной воде. Дети собирали на берегу кусочки угля и плавник для отопления жилищ. Постороннему наблюдателю могло показаться, что жизнь для большинства береговых людей складывалась из темного дома и темной улицы, – однако там, где таких домов теснится тысяча с лишним, может загореться дух приключений и чудес.

Тем, кого интересуют обычаи Темзы, пришедшие из глубокой старины, полезно было бы изучить жизнь речных цыган. В XIX и начале XX века цыгане славились как искусные рыболовы, хотя совершенно не пользовались при этом удочками, а по-старинному били рыбу острогами или глушили ее тупым приспособлением, похожим на деревянный меч. Из ивняка они мастерили примитивные лодки, похожие на каноэ. Их навыки, таким образом, имели чрезвычайно древнее происхождение.