— Не надо. Я знаю. Ты не можешь об этом говорить, — она вновь смотрит на него, и он опять поражается, увидев её слезы. — Он хотя бы получше обращается с тобой?
Он растерянно смотрит в её глаза.
— Он прекрасно со мной обращается.
— Конечно, — говорит она, вытирая лицо. Она издаёт отрывистый смешок, но в этом звуке нет веселья. — Полагаю, под «прекрасно» ты имеешь в виду, что он уже не избивает тебя так, что ты ходить не можешь.
Он тянется к её рукам, сжимает их.
— Перестань, Кучта. Перестань. Теперь всё закончилось. Я уже не ребёнок.
— Нет, но ты всё ещё принадлежишь ему. Я вижу это в тебе. Я вижу это на твоём лице.
Он хмурится, но не спорит с ней. Он пытается решить, стоит ли надавить на неё, стоит ли ему просто опустошить её разум и освободить остальных из погреба, но тут она вновь заговаривает, вытирая глаза пальцами.
— Ты женился, Эвальд? Как говорил раньше?
Он сглатывает, глядя на неё. Затем качает головой.
— Нет, — отвечает он.
— Почему нет?
— Она не здесь, — говорит он. — Моя жена. Она ещё не пришла.
Она снова смеётся и поднимает на него взгляд.
— Что это за жена такая? — спрашивает она. — Брак по договорённости?
Он улыбается её попытке шутить, всё ещё тревожится из-за печали в её свете, которая как будто исходит от неё.
— Что-то типа того, — говорит он, пожимая плечами.
— Что-то типа того? — она дёргает его за волосы. — Тебе постричься надо.
Он наблюдает, как она отвлекает себя его волосами, но всё равно чувствует в ней печаль.
— А ты? — спрашивает он наконец и улыбается, когда она поворачивается. — Ты здесь счастлива? Со своим фермером?
Она улыбается, и он испытывает облегчение, потому что это настоящая улыбка, наполненная теплом.
— Ты счастлива, — говорит он.
Она кивает.
— Да. Он хороший мужчина.
— Значит, никакого Парижа?
Она смеётся, вытирая глаза.
— Нет. Я тогда не добралась до Парижа. Я сначала остановилась здесь, да так и не уехала по-настоящему.
— А потом добралась?
— В медовый месяц, — она улыбается и пихает его в плечо. — Если тебе так уж нужно знать.
— Ты видела танцующих девушек? — спрашивает он, улыбаясь в ответ. — И Эйфелеву башню?
— И кафе, и реку, и Нотр-Дам, и Лувр… да, я все это видела.
— И ты вернулась сюда, — говорит он, обводя взглядом комнату.
— Да, — она вздыхает, следя за его взглядом и осматривая то же пространство. — Я вернулась сюда.
— Очень хорошее место, — говорит он, одобрительно кивая. — Очень хорошее. У вас есть дети?
— Да, — она опять улыбается, в этот раз даже шире. — Двое. Они с бабушкой и дедушкой. Фронт слишком приблизился к нам. Наверное, мы присоединимся к ним через несколько дней. Мой муж хотел сначала убрать большую часть урожая, если получится.
— Понимаю, — говорит он, опять одобрительно кивая. Её муж тоже не трус. И он обеспечивает их даже в военное время.
Глядя, как он смотрит на неё, она вновь колеблется, затем дёргает его за волосы.
— А ты, Эвальд? Ты всё ещё такой же одинокий, как я помню?
— Одинокий? — он хмуро смотрит на неё, искренне удивившись. Затем задумывается над её словами, и на него опускается какая-то тяжесть. — Я в порядке, Кучта. Занят.
— Ага, — она фыркает. — Не сомневаюсь.
Несколько секунд она лишь всматривается в его лицо, словно заново оценивая. И снова он задаётся вопросом, не может ли она каким-то образом видеть его разум сквозь кожу, не может ли она видеть другую его сторону даже больше, чем он считает.
Пока он думает об этом, она подвигается назад на кровати и показывает ему следовать за ней.
Поначалу он тревожится, думая, что она от него чего-то хочет, что выражение в её глазах означает нечто иное. Затем он читает её и осознает, что понимает.
— Нет, Кучта, — он всё равно отказывается.
— Ну же, — уговаривает она. — Позволь мне побыть старой замужней женщиной. Теперь я могу это сделать, и это не значит то же самое. Это не значит, что тебе придётся околдовывать меня.
— А если твой муж зайдёт? — парирует он. — Воспримет ли он это так же?
— Он не зайдёт, — говорит она, закатывая глаза. — И в любом случае, он мне доверяет, Эвальд. Он знает всё о том, кто ты. Он уже интересовался и спросил у меня, не был ли ты одним из тех мужчин под домом. Он предложил мне увести солдат, дать нам время поговорить.
Он смотрит на неё, мягко щелкая языком.
— Он хороший муж. Но не стоило тебе рассказывать ему, Кучта. У них тоже есть наш вид. У французов. Немного, но всё же есть.
Она лишь закатывает глаза и протягивает ему руку.
— Иди сюда, — говорит она. — Иначе я устрою шумиху, Эвальд. Я буду орать и орать, пока не услышит мой муж, или пока не прибегут солдаты… или пока твои друзья не выберутся из погреба.
— А ты всё ещё дерзкая негодница, — ворчит он.
— Я всё ещё добиваюсь, чтобы было по-моему, если ты об этом, — её голос и жесты становятся нетерпеливыми. — Что? Ты теперь вообще девчонок боишься?
Он колеблется, всё ещё хочет ей отказать, но ещё сильнее хочет согласиться.