Тень

Поезд аж загудел от неожиданного комплимента. Фары его на секунду блеснули, а картонная табличка наверху кабины перевернулась: теперь на ней было написано: МАНЯ.

– Потому что нас много. Мы думали оставить одно имя, но не смогли договориться, чье именно, – голос из громкоговорителя звучал чуть иначе. – Нас тут пятеро. Мы души метростроевцев, погибших много лет назад при строительстве станции «Комсомольская».

Вагончик сделал паузу, как бы собираясь с мыслями, прежде чем продолжить свой рассказ.

– «Комсомольская» – в честь нас. Мы комсомольцами были, когда нас под землю водой унесло… Трех девушек-строительниц: Люшу, Маню и Киру, Сашку рябого и начальника нашего Никиту Семеновича. Под тоннелем, который мы строили, была пещера. Ну как пещера? Полость такая в породе. Дождь был, и водоотводы наши не выдержали, вот нас и унесло.

Фары вагона начали тускнеть, как если бы воспоминания о трагической гибели привели его в тоскливое ностальгическое настроение.

– Мы очнулись еще живыми. Было темно и сыро. Мы кричали, мы звали, мы думали, что нас найдут. Люша первой умерла, она, когда падала, о камень головой ударилась, мы с Кирой два дня еще держались. Сашка сам себя убил… Головой о камни бился, бился, пока не умер… А Никита Семенович с ума сошел. Он до сих пор не в порядке, он с нашими телами неделю в темноте и тишине просидел.

Вагон сделал трагическую паузу.

– Ну а когда мы все очнулись, то мы были тут. Этим вот поездом стали. Привыкать пришлось долго, но, знаете, быть поездом метро совсем не плохо… – Поезд снова замолчал и как будто к чему-то прислушался. – Вы, если что, не пугайтесь, главное. Никита Семенович неприветливый, но он вас не обидит.

Степа слушал вполуха. У него появилось ощущение, что ему в спину кто-то смотрит. Он пристально вгляделся в темноту, начинавшуюся за светлым пятном, отбрасываемым фарами поезда, и…

– Ложись!

Степа бросился на Антона и закрыл его собой. Ударила автоматная очередь, лобовое стекло поезда посыпалось на них сверху дождем осколков. Поезд взревел страшным голосом. Табличка со скрипом поползла вверх, и картонку с надписью МАНЯ сменила картонка с надписью НИКИТА СЕМЕНОВИЧ. В отличие от других имен, это было написано черным цветом.

– АХ, ВЫ В МЕНЯ СТРЕЛЯТЬ БУДЕТЕ?!

На этот раз Степа был готов. Поезд не успел еще включить дальний свет, а Степа с Антоном были уже в кабине. При свете фар Степа увидел, что тоннель заполнили нежити. Две темные фигуры, стоявшие прямо перед поездом, держали в руках автоматы, а их собратья, копошившиеся на стенах и потолке тоннеля, были безоружны, но Степа видел, как пляшет отражение света на их острых когтях.

– ГОНИ! – Степа попытался дернуть за какой-то ближайший рычаг в кабине, но поездом метро он никогда в жизни не управлял, что именно приводило в действие этот конкретный рычаг, не имел никакого представления.

– НИЧЕГО НЕ ТРОГАТЬ! – свирепо зарычал поезд.

Взревев страшным гудком, состав тронулся. С неприятным хрустом поезд смял двух нежитей, все еще продолжавших стрелять. Степа всмотрелся в черноту и понял, что пол, стены и даже потолок тоннеля густо кишели черными телами. Поезд набирал скорость, сбивая нежитей, не успевших выпрыгнуть из-под колес. Степа слышал глухие удары, и кто-то прыгал на крыше двигавшегося поезда. Антон лежал на полу кабины, закрыв голову руками. Сверху что-то настойчиво заскреблось, и нежить свесился с крыши поезда, намереваясь влезть в кабину. Степа сдернул с плеча автомат и выстрелил практически в упор: сила выстрела отбросила нежитя, который исчез под колесами поезда.

Их скорость была все еще недостаточна, поезд разгонялся медленно, и Степа в боковые зеркала видел, как по стенкам тоннеля их догоняют все новые и новые враги. Нежити прыгали в вагон.

Комсомольцы, видимо, решили, что для погони Никита Семенович подходит лучше, потому что по поезду разнесся его сердитый мужицкий рык:

– НУ, СУ-У-УКИ!

На нежитей комсомольские ругательства никак не подействовали. Стоя боком в дверях кабины, Степа зажал в одной руке автомат, а в другой – пистолет. Ловко поворачивая голову, он метко стрелял в постоянно появлявшихся тут и там нежитей. Убитые враги не оставались лежать телами, а исчезали, превращаясь в черный дым. Несмотря на все усилия, поезд ехал все медленнее. Все больше и больше нежитей цеплялись за последний вагон, карабкались по крышам и замедляли движение поезда. Антон оправился от первого шока и испуга и, сидя на полу кабины, тоже начал стрелять – не так метко, как Степа, но удачно.