Ветер выл зло и страшно, колючий снег жег холодом Степины щечки. Он не плакал, а тихонько скулил от страха, крепче сжимая мамину руку. Таня остановилась и крепко чмокнула его в щеку, и Степе стало легче и веселее. Он старательно семенил за мамой и сестрой через буран. Но тут Степа оступился – в речной лед вмерзла коряга, за которую он зацепился валенком. Степа растянулся во весь рост и больно ударился носом об лед: здесь, на середине реки, сугробов не было – сильный ветер сметал со льда падающий снег. Степа опять заплакал. Когда он падал, его рука выскользнула из маминой. В отчаянии Степа закричал: «Мама-а-а!» Но мамы не было, Тани тоже не было, только злой ветер страшно выл вокруг. Он встал на четвереньки и попытался подняться. На скользком льду встать было очень трудно, но у него получилось. Осторожно он двинулся вперед, туда, где последний раз видел маму.
Тень промелькнула за Степиной спиной и опять скрылась в буране. Степа уже не плакал: его охватил такой страх перед бескрайней ночью, которая нависла над ним, маленьким и беззащитным, что у него больше не было сил плакать. Медленно передвигая короткими ножками, он шел сквозь снег вперед. На секунду Степе показалось, что он увидел впереди мамин силуэт, и он побежал. Но лед коварен, лед не жалеет маленьких мальчиков, которые так неосторожно бегают по нему: Степа поскользнулся, упал, проехал метр на лице. Он поднял голову, из разбитого носа на чистый лед капала кровь. Степа собрался подняться и бежать дальше, он был уверен, что мама и Таня где-то рядом, они не могут его бросить, он же любимый мальчик. Подо льдом что-то проплыло, и Степа остановился, смахнул со льда снежную порошу и пригляделся: из-под воды на него немигающими голубыми глазами смотрела его сестра. Секунда, и течение подхватило ее тело и понесло к морю, туда, куда уже медленно плыло, стукаясь иногда головой об лед, мертвое тело мамы. Степа прижался лицом к холодному бездушному льду и завыл.
В других обстоятельствах, думал Степа, он бы никогда не уговорил сварливого Фомича ему помочь. Старик сыпал ругательствами и проклятьями, требовал, чтобы Степа делал то, что ему было велено, кричал, что времени у них совсем нет, что, кстати, было правдой, но в итоге сдался под уверенным Степиным натиском. В конце концов, он Тень – его ответственность. Не последнюю роль сыграло и обещание Степы непременно нажаловаться на Фомича царевне, если тот не окажет ему всяческую помощь и содействие.
Фомич развернул лошадь, и они сравнительно быстро домчались до скромного трехэтажного особняка. Степа слез с коня и направился вслед за Фомичом к парадному входу, который, как ни странно, вел совсем не внутрь: за красивыми деревянными дверьми начиналась непомерных размеров витая лестница, уходившая куда-то ввысь. Фомич вместо объяснений пробурчал, что здание это бывшего московского долгауза, сумасшедших тут лечили, и это кратчайший известный ему путь к Матросской Тишине.