Тень чужой души

– Нет, Каролина, я чувствую это. Чувствую, что вот ты – стоишь передо мной, вся такая холодная, сдержанная, но логичная. Логичная, ты понимаешь? Ты настоящая, потому что в тебе есть смысл. А в этом месте смысла нет. И я чувствую, чёрт, я чувствую это. Ты настолько пропитана реальностью, у меня аж глаза режет, когда я смотрю на тебя. Ты не оставляешь вопросов, в тебе всё чёткое, продуманное. Без тупых углов. И посмотри на меня. Посмотри на тот дом, в котором мы жили, и на ту ужасную поляну. А ведь всё было хорошо, да, абсолютно нормально. Было, пока я не решил прогуляться. Шёл, шёл и вернулся к тому же месту. Тупой угол. Ошибка. Погрешность.

Он замолкает и отворачивается.

– Я боюсь, что с мамой случилась такая погрешность. Боюсь, что она просто исчезла.

– Гас, – мягко говорю, – ведь если её здесь нет, это не значит, что она окончательно исчезла, верно? Если ты её не видишь, это не значит, что её не существует. – Поколебавшись, я протягиваю руку и осторожно касаюсь ожога на его шее. – И эти ожоги не могли появиться просто так. В них что-то есть. В них есть часть её.

Он перехватывает мою ладонь, и я вздрагиваю.

– Ты права, – лихорадочно произносит. – Как всегда.

Резко тянет за перехваченную руку – падаю прямо в его объятия. Обхватывает талию, прижимает к себе. И целует – мягко, но настойчиво касается своими губами моих. Воздуха мне явно не хватает, весь забирает он и его запах горячего шоколада, обволакивающий меня полностью.

Ладонью касается щеки; губы в последний раз изучают мои, а затем он испуганно отстраняется, боясь реакции. Невольно тянусь к нему, и он усмехается прямо мне в губы – лёгкое щекотание, заставляющее кожу покрыться мурашками.

Он целует меня ещё раз, а затем приходит моя очередь останавливаться – время эмоций вышло, наступает время разума.

– Гас, – выдыхаю я. – Эм…

Сказать совершенно нечего, лишь руки лихорадочно бродят по его спине, стараясь вырваться. Стыд берёт – первый поцелуй, а произошёл во сне. Гас чувствует мою нерешительность и руки, скользящие по его плечам. Мягко сбрасывает их с себя и сам отступает назад, опять оставляя тёплый след на моей талии.

– Прости. На эмоциях, – бросает неуверенно. Дрожащими пальцами закладываю волосы за уши и сдержанно говорю:

– Давай вернёмся обратно.

Милена сидит на крыльце, окутанная в тёплое одеяло, но не прекращающая дрожать. Она смотрит вниз, на фотографию в её руке, белокурые волосы падают на бледное лицо. Карие глаза внимательно изучают девушку на фотографии: чёрные волосы до плеч и острый нос, вздёрнутый от недовольства. В тот день она не хотела фотографироваться.

Милена в последний раз смотрит на фотографию, а затем вздыхает и откладывает её. На фоне скрытого от общества кронами высоких деревьев дома сумасшедшей она казалась ангелом, не вписывающимся в мрачную атмосферу.

Дверь большого дома, к которому ангел всё никак не может привыкнуть, открывается, и в проёме показывается голова с идеально уложенными светлыми волосами.

– Пойдём в дом, Милена. Ты замёрзнешь, – дружелюбно говорит женщина, и девушка со вздохом поднимается.

Внутри тихо, но совсем не спокойно. Тишина напрягает, заставляет сжиматься в комочек и чувствовать нечто нехорошее. Такая тишина стоит в морге, такая тишина наступает перед бурей.

Женщина наливает Милене чай и садится за стол, приглашая её. Она улыбается, но трёт руки, скрывает нервозность. Затем замечает фотографию в руках Милены и восклицает:

– О, это Каролина! Она здесь такая недовольная. Впрочем, она всегда была такой до того, как встретила мистера Фракса. Ну, и до того, как потеряла все свои эмоции…

Женщина слабо улыбается и опускает глаза.

– Жаль, что у неё снова приступы. Мистер Фракс так хотел поговорить с ней.

Мама Каролины Анна никогда точно не говорила, как она считает: сошла ли её дочь с ума или же нет, и каждый раз, когда заходила такая тема, её мысли по этому поводу различались. Наверное, ей было легче самой придумать исход, который удовлетворил бы её и не был таким страшным, чем искать истину.

– Мистер Фракс должен ей помочь, – убеждёно говорит она и улыбается.

– Они там уже почти неделю сидят, – угрюмо отзывается Милена.

– Ну, они медитируют, – отмахивается Анна и встаёт, забирая нетронутый чай Милены и выливая его. – Каролина не любит, когда я отвлекаю её от гипноза.

– О, Каролина любит медитировать!

– Поэтому она убежала в лес? – перебивает Анна и косо смотрит на девушку.

– Новый… вид гипноза. Но, – растерянно продолжает Милена, – она больше любит медитировать со мной. Позвольте мне зайти!

Анна недовольно вздыхает. Она отодвигает воротник своей выглаженной белой блузки и снимает цепочку с ключом, протягивая его Милене, а затем отворачивается и притворяется, что увлечена мытьём чашек.

– Спасибо, – улыбается Милена и поднимается наверх.

Тишина здесь ещё более нагнетающая. В коридоре пять дверей, но все они закрыты на замок, и лишь одну из них иногда открывают. Дверь в комнату Каролины белая и прочная, на ней висит табличка со значком: «Не входить», чтобы посторонние держались от неё подальше.

Милена открывает её.