Тень Эдгара По

Мне вспомнилась особая ухмылка, усвоенная Дюпоном для позирования; фон Данткер уловил ее, она теплилась, навечно запечатленная на холсте, в уголке рта Дюпона. Чужая, приберегаемая для чужих гримаса… Быть может, Дюпону тоже ведомо кое-что о масках? Я рывком снял портрет со стены, зажал под мышкой.

— Это я забираю, Барон; это вам не принадлежит.

Барон только плечами передернул.

Я продолжал, возможно, в надежде на более заметную реакцию:

— Вы сами знаете — по крайней мере должны знать, — что загадку эту разгадает Дюпон. Потому что он — истинный прототип Дюпена.

— По-вашему, Дюпон придает этому значение?

Я вскинул брови. Не так, по моим расчетам, должен был реагировать Барон.

— А рассказывал ли вам Дюпон, как мы с ним познакомились? — Барон говорил теперь со всей серьезностью. — Разумеется, ответ отрицательный, — продолжал Барон, кивнув сам себе. — Еще бы — ведь Дюпон варится в собственном соку, или, если хотите, безвылазно обитает в собственной скорлупе. Ему хочется чувствовать, что у людей в нем постоянная нужда, однако разговоры утомляют его без меры. Мы оба парижане. Быть может, вы слыхали о женщине по имени Катрин Готье, обвиненной в убийстве; эта женщина весьма много значила для вашего друга.

Действительно, жандарм в кафе упоминал, что Дюпон очень переменился после повешения по обвинению в убийстве своей возлюбленной; повешения, которое он не сумел предотвратить.

— Дюпон любил ее, да?

— Дюпон любил, ха! Я любил ее; я, мосье Кларк. Вот только не нужно пронзать меня мелодраматическим взглядом — я совсем не то имел в виду. Никакого соперничества за ее благосклонность между мной и Дюпоном не было. Просто Катрин Готье отличалась красотой, умом и обаянием; всякий, кто видел ее, неизменно увлекался. Вы спросите, как можно жить в мире, где подобную женщину обвиняют в забивании палкой собственной сестры? Само предположение кажется абсурдным, не так ли?

По словам Барона, Катрин Готье, несмотря на низкое происхождение, была добродетельна и имела репутацию очень разумной девицы. С Дюпоном ее связывали близкие отношения; она считалась единственным его другом. Однажды сестру Катрин Готье нашли мертвой — убитой самым жестоким образом. Первой подозреваемой стала возлюбленная Дюпона. Впрочем, парижане полагали, что жандармы, в ходе расследований неоднократно выставленные Дюпоном круглыми идиотами, попросту решили отыграться, обвинив Катрин.

— Значит, она была невиновна?

— Достаточно невиновна, — последовал ответ, вполне в духе Барона.

— Так вы хорошо знали Катрин Готье?

— Дорогой мосье Кларк, неужто ваш друг Дюпон столько месяцев замалчивает эту тему? Да, я хорошо знал Катрин Готье, — Барон усмехнулся. — Я был ее адвокатом! Я защищал ее от ужасного обвинения!

— Вы? Но ведь Катрин Готье была осуждена. А вы никогда не проигрывали в суде.

— Это правда. Правда и то, что дело Катрин Готье вносит известную путаницу в мой послужной список.

Мысль о провале Дюпона заставила меня потупить взгляд.

— Дюпон не сумел оправдать возлюбленную. Но теперь он вернет былую славу, — заявил я, неосознанно переходя на Баронов лексикон. — Я имею в виду дело Эдгара По.

— Не сумел оправдать? — рассмеялся Барон. — Как бы не так!

Язвительный тон задел меня. Мне было доподлинно известно: Дюпон взялся за дело мадемуазель Готье, но отчаялся. Об этом я и поведал Барону.

— Значит, так вам это преподнесли — взялся и отчаялся. Нет, сударь, братец Дюпон не отчаялся. Он довел расследование до конца. Это вообще ему свойственно — доводить до конца. И в деле мадемуазель Готье он, как всегда, добился успеха.

— Добился успеха? Ничего не понимаю. Так ее что, не осудили?

— В деталях помню, — начал Барон, — свой первый визит в парижскую квартиру Огюста Дюпона.

Барон Дюпен сам нашел, куда пристроить шляпу и трость, ибо Дюпон этим вопросом не озаботился. «Темновато в комнате», — с досадой думал Барон. Убеждая других в необходимости оказать содействие, Барон активно использовал жестикуляцию и мимику, поэтому хорошее освещение очень бы ему пригодилось. Разумеется, его не приводила в восторг перспектива переговоров с Огюстом Дюпоном, но того требовали обстоятельства. От успеха зависело, в каком направлении пойдет собственная карьера Барона. Вдобавок на карту была поставлена жизнь женщины.

Барону прежде не доводилось бывать у Дюпона, однако он, как все образованные парижане и как все преступники, знал о нем достаточно. Адвокат Барон строго придерживался правила: не браться за дела, если подозреваемый арестован по наводке Огюста Дюпона. Причина? Она не столь очевидна, как может показаться; иными словами, Барон далеко не всегда автоматически принимал виновность осужденного лишь потому, что осудил его Дюпон. Последний имел тогда репутацию столь непререкаемую, имя его так действовало на судей, что добиться оправдания подсудимого не представлялось возможным.