Тень Эдгара По

Но важнее, чем оправдаться перед светом, мне казалось оправдаться перед милой Хэтти — ведь она оставалась моим другом, пока я, изгой и, по всеобщему мнению, преступник, томился в тюрьме. Возможно, кто-то сочтет желание нелепым, трату времени — бессмысленной, когда на горизонте моей жизни маячил эшафот, а Хэтти намеревалась выйти за другого; и все-таки я решил во что бы то ни стало доказать ей свою невиновность.

В последние дни мне не удавалось толком просохнуть; в ушах, бронхах и легких, да и во всех органах словно бы хлюпала вода — результат побега через канализационную трубу, кладбищенского бесчинства и эскапады по предательским улицам родного города. Атлантика как будто взломала берега и устремилась к Тихому океану в неистовом желании слить с ним свои воды. Я отыскал Эдвина, и он добыл для меня сухое белье и поношенный костюм. Вместе мы решили, что прятаться мне лучше всего в пустующем пакгаузе, принадлежавшем когда-то отцовской фирме, — я проник туда через плохо закрепленную дверь, о дефекте которой помнил с давних пор.

— Спасибо тебе, Эдвин. Твоя помощь неоценима, однако больше я не желаю рисковать твоей безопасностью. Я и без того навлек достаточно бед на близких людей.

— Вы делали то, во что верили, — отвечал Эдвин. — Вы жизнь этому посвятили. Мистер Эдди мертв. Барон смертельно ранен. Ваш друг исчез. Да и прочим досталось на орехи. Хотя бы вы должны в живых остаться, а то и правду рассказать некому будет.

— Нельзя, Эдвин, чтобы тебя заподозрили в помощи беглому преступнику; будь осторожен.

Я не попусту волновался — всякий свободный негр, обвиненный в более-менее значительном правонарушении, наказывался у нас жесточайшим, с точки зрения человека, уже вкусившего свободы, способом — беднягу снова делали рабом.

— Мне к опасностям не привыкать, мистер Кларк; где это видано, чтоб лесной житель да филина боялся? — Эдвин хохотнул. — Вдобавок, насколько мне известно, даже в Балтиморе не предосудительно одевать нагих. Ну как вам в этих обносках? Ночь перекантоваться сможете?

Итак, Эдвин не отказался от меня — регулярно приходил в пакгауз, приносил поесть. Мне очень хотелось видеть Хэтти, но я воздерживался от визита, чтобы не подвергать опасности ее репутацию. От своего убежища я тоже не удалялся — возле «Глен-Элизы» наверняка дежурили полицейские. При мне был апрельский «Грэхем» 1841 года, бессознательно прихваченный из библиотеки Нельсона По — тот самый номер, где впервые появился рассказ «Убийство на улице Морг», представивший миру великого Дюпена. Я не расставался с журналом; я видел в нем талисман; без конца перечитывал рассказ и гадал, насколько продвинулся Дюпон в расследовании обстоятельств ранения Барона. За неимением других книг я стал читать прочие публикации, даром что журнал был десятилетней давности.

Как-то Эдвин застал меня ошеломленно глядящим на журнальную страницу.

— Как вы себя чувствуете, мистер Кларк?

Я не отрывался от журнала; я читал и перечитывал статью. Говорить я тогда не мог, и сейчас не представляю, в каких выражениях описывать свое открытие — правду о Дюпоне (или Дюпене). Как видите, потрясение до сих пор остается потрясением; я не адаптировался к нему, слова мне изменяют. Проще говоря, я понял: Дюпон — вовсе не прототип Дюпена.

Прочитав несколько раз лекцию Барона и убедившись, что запомнил ее слово в слово, я швырнул листки, исписанные убористым почерком, в камин, который помещался в холле между мужским и женским отделениями. Разумеется, в ранении Барона я не был повинен — зато уничтожил его труд. Хранить лекцию было нельзя — в случае обнаружения она послужила бы веской уликой против меня.

Не скажу, что версия Барона была неубедительна. Напротив, весьма убедительна, хотя и лжива — в то время как По писал только правду, не смущаясь тем, что поверить ему готовы немногие. На Бароновой теории я остановлюсь позже, а пока прошу заметить: Барон хотел использовать лекцию как повод провозгласить себя прототипом Дюпена.

А вот и цитата: «Без сомнения, почтенной аудитории известен Дюпен — прямой и отважный человек, блестящий аналитик. Призна́юсь, что эти качества мистер По позаимствовал у вашего покорного слуги — так же как и сами сюжеты, к слову, правдивые… Ведь Дюпен именно этим и занимается — раскрывает истину. Фигляры и мошенники, лорды и короли прячут истину — Дюпен находит ее. Дюпену она известна. Дюпен говорит о ней. Однако, друзья мои, полагаю, для вас не тайна, что глашатай истины неминуемо объявляется безумцем; что его в лучшем случае игнорируют, а в худшем — убивают. Вот мы с вами и приблизились к разгадке, вот и заглянули за край…» — воображаю, как Барон встряхивает шевелюрой, делает скорбную мину; возможно, из уголка глаза катится по щеке скупая слеза — «… за край могилы, друзья мои, заглянули мы с вами, ибо Эдгар По не сам покинул нас. О нет, смерть его была насильственной…»