— Это хорошо! — Заметив мое недоумение, Нельсон пояснил: — Я хотел сказать, хорошо в сложившихся обстоятельствах. Ищите душу Эдгара в написанных им словах. Его редкостный гений слишком велик для журнальных публикаций; неудивительно, что Эдгар всюду видел врагов, что не сомневался — со временем врагами станут даже друзья и родственники. Он воспринимал мир как враждебную стихию, беспрестанно тревожился и подозревал всех и каждого — потому, что для мира характерна предубежденность против смелых шагов в литературе, — говорю по собственному юношескому опыту. Жизнь Эдгара была целым рядом экспериментов над собственной природой; так-то, мистер Кларк. В результате он слишком отдалился от суеты нашего мира — зато приблизился к идеалу в литературе. Мы не можем судить об Эдгаре По как о человеке, но можем приобщиться к его гениальности через его произведения. Именно поэтому он оставался недооцененным при жизни; его читали, но не понимали. Это и ко мне относится, и к вам, да и ко всем. — Нельсон помолчал. — Вам уже лучше, мистер Кларк?
Действительно, голова прояснилась, дикие порывы оставили меня в покое. Выходки на кладбище и в доме Марии Клемм казались теперь обрывками дурного сновидения или эпизодами, никому не интересными за давностью лет. Я слегка покраснел, вспомнив, в каком состоянии был обнаружен Нельсоном.
— Да, мне лучше, спасибо. Боюсь, на Эмити-стрит я вел себя неадекватно.
— Едва ли, мистер Кларк, — усмехнулся Нельсон, — стоит винить себя за мысли и поступки, продиктованные ядом.
— О чем вы, мистер По?
— Врач заключил, что вы получили дозу яда. На вашем нёбе он обнаружил следы белого порошка, которые оказались умело составленной смесью нескольких химических веществ. Не волнуйтесь. Врач уверен, что воздействие яда уже кончилось, да и доза была несмертельная.
— Но кто же… — Ответ показался столь очевидным, что я осекся на полуслове. Конечно, тюремные охранники — они ведь наливали мне воду в кружку. Офицер Уайт, взбешенный моим «запирательством», дал это распоряжение, чтобы вызвать у меня помутнение рассудка и вытянуть более-менее приемлемое признание вины! Да и Нельсон только что сообщил о желании Уайта замять дело Эдгара По. Уайт продолжал бы травить меня, пока я не сознался бы, или не умер, или в помрачении ума не наложил на себя руки. Я спасся по счастливой случайности!
О, теперь вполне объяснились мои неистовства после побега; теперь понятно, почему меня одолевали и преследовали столь дикие помыслы. Это же надо — разрыть могилу По, вломиться, подобно разбойнику, в дом, где он жил много лет назад! Маньяк разжал хватку, соскользнул с закорок; я выпрямился, расправил плечи, постиг случившееся ясным и трезвым умом.
Нельсон вдруг забеспокоился, занервничал.
— Не хотите ли еще поспать, мистер Кларк?
— Мальчик, о котором вы упоминали, — тот, что помогал меня тащить и бегал за доктором, — где он? — с внезапным подозрением спросил я. В доме были только дети самого Нельсона.
Нельсон замялся. Теперь ясно слышались новые звуки; отчетливые, они нарастали и приближались. Цокот лошадиных копыт по лужам, скрип колес, плеск дождевой воды.
Нельсон по-птичьи повел головой.
— Мистер Кларк, я адвокат. Вы сбежали из тюрьмы; доложив полиции о вашем местонахождении, я лишь исполнил долг человека, профессионально связанного с законом. Согласитесь, я не мог поступить иначе. В то же время я полагаю вас единственным из людей, кто способен защитить память моего несчастного родича и отстоять мое доброе имя. Я почту за честь, если вы позволите мне быть вашим адвокатом.
Я застыл в изумлении.
— Вспомните, мистер Кларк, вы ведь тоже выступали в суде. На моем месте и вы исполнили бы свой долг.
Нельсон медленно приблизился к двери, явно намереваясь задерживать меня, все еще слабого и измученного, до прихода полиции.
— Надеюсь, вы не сочтете меня слишком строгим отцом, мистер Кларк, — вдруг сказал Нельсон, — если я оставлю вас и пойду проверю, спят ли дети.
— Понимаю, мистер По, — с благодарностью кивнул я.
Едва Нельсон шагнул в холл, откуда вела лестница на второй этаж, как я бросился прочь из библиотеки.
— Да хранит вас Бог! — донеслось вслед.
Миссия была ясна — найти Огюста Дюпона, ибо лишь Дюпон сумеет представить неоспоримые доказательства моей невиновности. Бонжур клялась, что не причинила ему вреда; одна только мысль о том, что Дюпон совсем рядом, внушала мне ощущение собственной непобедимости и заставляла живее передвигаться по затопленным балтиморским улицам. «Быть может, — прикидывал я, — великий аналитик уже начал расследовать дело о выстрелах в лектории; быть может, тем роковым вечером он пришел туда, он, оставаясь неузнанным, все видел и загодя стал готовиться к трудностям, которые, он знал, неминуемо последуют за этим событием».