Тень Галена

— Да, Марк печется о его здоровье и благополучии куда сильнее, чем о своем, так что в поход я не отправлюсь, хотя он и звал, конечно. Удалось вывернуться — мне сон приснился. Асклепий не одобрил моего отъезда в земли германцев — Гален говорил об этом совершенно серьёзно.

Едва заметно улыбнувшись, не поверив ни единому слову о чудесных снах, я все равно кивнул, никак не выдавая своего скептицизма.

— Я буду писать тебе, часто! Стану держать в курсе дворцовых интриг — пусть забавные истории скрасят тебе суровые походные вечера. И ты тоже пиши, друг мой — во дворце я не должен забывать, что существует целый мир, и он отнюдь не ограничен Римом и дворцами…

Мы еще постояли немного, в приятно обволакивающей тишине, а потом Гален вернулся в триклиний. Неспеша, я решил постоять еще немного, наслаждаясь свежестью ночной прохлады, приятно щекотавшей кожу нежными прикосновениями. С залива дул свежий ветер. Стройные ряды виноградников вокруг виллы моего учителя тянулись вдаль, исчезая в черноте летней, италийской ночи. Здесь, в плодородных землях Кампании, недалеко от Путеол Гален с радостью и энергичным энтузиазмом продолжил эксперименты своего отца Никона по части селекции, за которыми все детство наблюдал в пригороде Пергама. Не знаю, работал ли он уже с пчелами и медом, но виноградники были густыми — Галена несомненно ждал богатый урожай.

Я смотрел на серебристую дорожку, что стелила по воде огромная, холодная луна. Стрекот цикад гипнотизировал своей ритмичностью. Отголосками до меня долетал пьяный голос Эвдема, рассказывавший какую-то непристойную, веселую, историю. Впрочем, в устах старика едва ли не любая история пропитывалась искрометной иронией.

И вот тогда совсем уж стало худо
А смех красотки хуже палача
Размахивая вялым, хлестким удом
Готовый к бою, оказался без меча…

Дальнейшие строки этой импровизированной эпопеи утонули в хохоте и я не расслышал, чем закончилась столь неудачная, по-видимому, ночь любовных похождений героя незамысловатых строк.

***

Когда я, охваченный предчувствием скорого своего конца, сел писать эти истории — я не мог предположить, что они окажутся так многословны. Погружаясь в глубины воспоминаний, я выхватываю лишь основные вехи, но даже и так искренне удивляюсь, сколь же долгую жизнь послали мне боги!

Боюсь ли я смерти? Пожалуй, что нет. Ведь, как говорил Эпикур, это самое страшное из зол — смерть — не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует. Когда же она приходит — то и мы уже не существуем.

К тому же, без лишней скромности повторюсь, что прожитым мною годам великое число — я, несомненно, успел вкусить жизнь. Вознося меня ввысь, чтобы затем немедленно швырнуть наземь, Фортуна не уставала учить меня стойко переносить всякое страдание и глубоко наслаждаться выпавшим удовольствием. Благие боги даже на старости лет не отняли память, хотя уже давно голову мою устлали белые, словно шапки горных вершин, волосы.

Где собственной морщинистой рукой, но все чаще прося письмоводителей, я исписал уже девять свитков. Однако, не умея сделать свой рассказ лаконичнее, я все еще не закончил. В некотором роде я лишь начал и, дабы продолжить труд, насколько хватит отмеренного времени, завтра же я пошлю слугу купить еще свитков. В лавке либрариев, что на Туфельной улице, всегда можно найти отменный папирус! Жизнь моя прошла в эпоху, подобной которой, быть может, никогда уже и не случится. Ну а с того дня, как я покинул виллу Галена, прошло более сорока лет. Весьма насыщенных, так что конечно, мне еще есть о чем рассказать!

Post Scriptum.

Кто бы ни держал в руках эти рукописи — быть может, вопреки желанию, мне не предстоит рассказать, что было дальше, или же тебе не предстоит прочесть об этом — улыбнись, дорогой мой читатель. Ясно осознавая все несовершенство попыток поведать о тех больших и малых событиях, о тех великих и простых людях, что окружали меня на протяжении жизни — я все же решил, что даже и так это будет лучше, чем не рассказать ничего вовсе.

Мой учитель и друг, великий Элий Гален, нередко утверждал, будто природа создала все живые организмы для жизни, познания и бессмертия. Но, не имея соответствующей материи, бессмертие она осуществила путем размножения, в потомках сохраняя частичку нашей души. Я преуспел и, счастливым отцом нескольких, дорогих моему сердцу детей, писал эти строки.

О чем Гален не упоминал, но я знаю наверняка, что он всецело разделял эти взгляды — наследие наших идей бессмертными могут делать лишь рукописи. Краткие сроки жизни, отмеренные нам богами, ограничивают пределы человеческого познания. Но, находчивый разум и здесь нашел выход. Быть может меня, Квинта Гельвия Транквилла, давно нет на свете — много лет назад я перебрался через Стикс. Однако, оживая на свитках, сквозь каждую строку я все еще говорю с тобой, мой читатель.

Разве это не чудо?

Послесловие автора