Тень Галена

Настоящим же изумлением явилась обратная дорога. Гален обещал провести нас через царство мертвых, да так, чтобы все вышли живыми и пораженными. Заинтригованные, мы шли за ним до самой арки, которая, казалось, уводила глубоко внутрь скалы, выдолбленная прямо сквозь камень. Под холмом, превосходя все мыслимые для людей возможности, Луций Кокцей Аукт — инженер Агриппы — правой руки Августа — проложил тоннель, почти в четыре стадия длиной. С тех самых пор, вот уже два века, место это привлекало все больше зевак, желающих пощекотать свои страхи, шагая в густой, липкой тьме, под безумными пластами камня, готового, кажется, раздавить тебя, словно самую ничтожную букашку. В некоторых местах становилось так темно, что вся наша компания тесно жалась друг к другу и я даже не знаю, рискнул бы ли я отправиться сквозь скалу в одиночку. Даже в компании из пары дюжин человек, если считать вместе с рабами, аттракцион оказался весьма впечатляющим.

Сенека тоже писал об этой неаполитанской крипте и, пожалуй, после собственного опыта нам осталось лишь согласиться с его меткими наблюдениями.

«Нет ничего длиннее этого застенка и ничего темнее факелов в нём, которые позволяют не что-нибудь видеть во мраке, а видеть самый мрак. Впрочем, даже будь там светло, пыль застила бы свет.»

Все очень обрадовались, когда впереди забрезжил, наконец, яркий дневной свет, выводящий нас из царства мрачных теней. Продвигаясь к свету из кромешной темноты, на миг мне показалось, будто это душа моя выходит из черного уныния, в котором пребывала все последние годы. Поездка в Кампанию странно действовала на меня, напоминая о существовании мирной, веселой жизни, про которую я стал уже забывать. Мысли о ней в переполненном умирающими солдатами валетудинарии не были бы кстати, так что разум мой, месяц за месяцем, вытеснял их, будто эта жизнь навсегда ушла и даже вспоминать о ней не стоит.

Кто-то из новых друзей Галена предложил отправиться в Байи, но Гален решительно отказался от этой дерзкой инициативы, ссылаясь на низость нравов испорченного курорта. Прибежище самых богатых граждан — я слышал, что на байских виллах, всего в паре миль от Путеол, нередко происходят сцены, что могли бы заставить краснеть и самых отъявленных развратников Рима. К сожалению, а может и к счастью, сам я так и не побывал там, но количество пошлых историй вокруг этого места любого заставило бы задуматься — бывает ли дым без огня?

— С нами прекрасная Аррия, к тому же, не забывайте! — Гален шутливо отмахивался от приглашений пройтись к Байям. Ко всеобщему удивлению старик Эвдем поддержал его, процитировав что-то из строк Марциала[130]. Проведя старость в Риме, этот образованнейший грек увлекся латинским искусством и, хотя показательно высмеивал его примитивность, в невыгодном для римлян свете сравнивая с искусствами греческими — то и дело он прибегал то к хлестким стихам Марциала, то к Петронию, то к другим римским авторам, многих из которых я и вовсе не знал. Очевидно, в его глазах они имели все же свое превосходство, по меньшей мере в дерзкой прямоте мысли, лишенной, быть может, греческого благообразия, зато наверняка более понятной самой разношерстной публике.

Весело смеясь, Эвдем декламировал:

Но лишь она начала гулять от Лукрина к Аверну
И то и дело в тепле нежиться байских ключей,
Вспыхнула и увлеклась юношей, бросив супруга
Как Пенелопа пришла, но как Елена ушла.

Словно вторя моим мыслям, все дружно расхохотались этой простой отсылке к Илиаде Гомера. Может быть даже искушенным людям, не говоря уж о простых, нужно совсем не такое сложное и изысканное искусство, как они нередко могут преподносить? Или же самой империи, век за веком включавшей в свой состав все новые народы и провинции, нужна более простая и понятная каждому новому народу культура?