Тень Голема

Появление в престольной дворцовой охраны порядка не принесло. Скорее, наоборот – раззадорило святых отцов пуще прежнего, ибо пришедших стали бить уже вместе. Среди общей неразберихи и хаоса отсутствие суеты наблюдалось только возле троицких монахов Феоны и Афанасия. Как и положено опытным воинам, они, встав спина к спине, спокойно отражали атаки на себя как лиц духовного звания, так и сторожей, пришедших успокоить дерущихся. Вероятно, столь незамысловатым образом они бы в скором времени и сами могли навести порядок, по очереди угомонив всех присутствующих на Соборе, но вошедший в престольную вооруженный до зубов стрелецкий полк Ерофея Полтева во главе со стольниками Федором Суровцевым и Семеном Захарьиным имел на этот счет свое мнение. Порядок кое-как был восстановлен, а виновные, коими оказались именно чернецы Феона и Афанасий, под усиленным конвоем были отправлены на съезжий двор до выяснения всех обстоятельств произошедшего.

Глава 8

На Варварке, за Знаменским монастырем, рядом с торговыми рядами уже лет сто стоял добротный белокаменный особняк с подворьем, где помимо дома был разбит фруктовый сад и построены многочисленные подсобные здания. Некогда принадлежало все это хозяйство внуку знаменитого московского зодчего Василия Дмитриевича Ермолина, царскому постельничему[25] и печатнику[26] Юшке Бобрищеву. Московские старожилы сказывали, что строил ему дом знаменитый итальянский мастер Алевиз, работавший в те времена в Кремле. Не поясняя, впрочем, кого из двух Алевизов, Нового или Старого, имели в виду!

Время шло, не стало итальянских архитекторов, почил бездетным и сам Юшка, а выморочный[27] дом его отошел казне и какое-то время пустовал, пока в 7064[28] году от сотворения мира не был он передан царем Иваном Васильевичем в качестве помещения для московской конторы английским купцам, в коих великий и грозный государь большую пользу для державы своей видел. Торговый двор быстро приобрел положение Английского посольского дома и пребывал в нем непрестанно долгие десятилетия, невзирая на смену правителей и династий в обоих государствах.

Значение посольства было столь велико, что на содержание свое ежедневно получало от русской казны четверть быка, четырех баранов, двенадцать кур, двух гусей, одного зайца или тетерева, шестьдесят два хлебных каравая, пятьдесят яиц, четверть ведра «фряжского» средиземноморского вина, три четверти ведра хмельного пива, полведра водки и два ведра меда! Живи не хочу! Но все меняется в этом мире, и вот уже пробежал между державами холодок недоверия, рожденный накопившимися за годы разногласиями и несовпадениями в мыслях по многим торговым и политическим вопросам. Положение это после необъяснимого и вызывающе наглого бегства посла Дадли Диггеса осложнилось настолько, что разговор уже не шел об упрочении позиций английской короны в пределах Русского государства. Тут надлежало спасать хотя бы то, что еще спасти было возможно. Именно за этим, как только королевский флот нашел деньги для оплаты экипажа 30-пушечного линкора «Convertive», прибыл в Москву самый успешный английский посол в России – сэр Джон Мейрик. Опытному дипломату хватило несколько дней, чтобы понять – за полтора года его отсутствия Москва сильно изменилась!

Мейрик сидел в казенной палате английского посольства за большим дубовым столом и пытливым взглядом изучал двух загадочных гостей, прибывших к нему с рекомендательными письмами от сэра Тоби Мэтью. В письме содержалась просьба: оказать всяческое содействие двум странствующим адептам – достославному метру Артуру Ди и его компаньону Эдварду Келли – при дворе московского государя. Поскольку для старого дипломата не было секретом, что сэр Тоби являлся давним шпионом короля и самым близким другом лорда-канцлера, Мейрик догадывался, от кого на самом деле прибыли в Москву эти люди. Но годами устоявшаяся привычка ничего не принимать на веру побуждала сомневаться в каждом новом лице, появлявшемся в его окружении.

Мейрик радушно улыбнулся гостям и, отложив в сторону рекомендательное письмо, учтиво спросил:

– Слышал, Тобиас вернулся из ссылки?

– Вы абсолютно правы, сэр, король лично даровал ему прощение, – степенно кивнул головой старший из посетителей, называвший себя Артуром Ди, рано поседевший благообразный мужчина лет тридцати пяти, одетый в темно-бордовую докторскую мантию с магистерским капюшоном, вшитым вместо обычного воротника. – Он уже в Лондоне и весьма благосклонно принят его величеством, пожаловавшим ему рыцарское достоинство!

– Отрадно слышать, – холодно улыбнулся Мейрик. – Однако сэр Мэтью просит оказать вам содействие при русском дворе, но не поясняет, что я должен сделать? Судя по письму, вы – странствующие алхимики?

Артур Ди поморщился и сухо произнес, оглаживая аккуратную, клинышком стриженную бороду:

– При всем моем уважении, сэр, должен заметить вам, что такого ремесла в природе не существует. Мы предпочитаем называться философами или, на худой конец, просто адептами.