Тень греха

— Думаю, я уже впутался в ваши дела, а вы — в мои, и ни вам, ни мне с этим ничего не поделать. Вероятно, такова воля судьбы. — Он подождал ее ответа, но Селеста промолчала. — В литературе много сказано и о судьбе, и о ее власти над людьми. Уверен, вы сможете найти что-нибудь и в библиотеке Роксли, и здесь. Так что давайте принимать жизнь такой, какая она есть. — Он говорил так уверенно, так убедительно, что она не могла и не хотела спорить. — Отправляйтесь домой. — Граф поднялся наконец со стула. — Ложитесь спать и позабудьте обо всех неприятностях. Я хочу, чтобы вы были красивой завтра вечером. И не бойтесь — никто из гостей не скажет о вас ни одного дурного слова. Ни из-за вашей матери, ни почему-либо еще.

— Вы уверены, что поступаете правильно, приглашая меня? Уверены, что не пожалеете?

— Я всегда делаю то, что хочу, и никогда при этом не ошибаюсь.

Селеста взяла шляпку с соседнего стула.

— Я постараюсь… угодить вам, милорд. Всю дорогу до дома я буду благодарить вас за вашу доброту. — Она перевела дух и закончила едва слышно: — Может быть, когда-нибудь… я сумею расплатиться с вами.

Несколько секунд он смотрел на нее, потом негромко сказал:

— Вы можете сделать это прямо сейчас. Селеста удивленно посмотрела на него.

— Я хочу… хочу так сильно, как давно уже не хотел ничего другого, понять, действительно ли ваши губки такие мягкие и сладкие, какими показались мне вчера в теплице.

Их взгляды встретились.

Потом, словно увлекаемая некой силой и подчиняясь его воле, она шагнула к графу.

— Вы были так добры…

Он обнял ее одной рукой и приник к ее губам.

Этот поцелуй был совсем другим. Не жадным и непристойным, как накануне, но нежным и одновременно требовательным и властным.

Селеста вовсе не боялась графа и, преисполненная благодарности, с радостью дала ему то, чего он так желал.

А потом с ней случилось что-то странное.

Он уже не просто целовал ее губы, но как будто завладевал чем-то более глубоким, и все ее естество откликалось на этот поцелуй, подчинялось его желанию. В какой-то миг она перестала ощущать себя и будто растворилась в нем.

Мир исчез. Остались только его губы, теплые, нежные, но настойчивые, и они, эти губы, затмевали все ее мысли.

Что-то незнакомое, безымянное проснулось в ней и затрепетало. Она вдруг поняла, что не хочет, чтобы поцелуй прерывался.

Граф поднял голову и отстранился.

— Вам пора, Селеста, — сказал он с какой-то странной ноткой в голосе. — Служанка ждет вас?

— Д-да, она в холле… — пролепетала Селеста, не вполне понимая, о чем он спрашивает, и с трудом заставляя себя говорить естественно.

— Карету подадут к входу.

Потом они шли по длинному коридору, и сердце у Селесты прыгало и кувыркалось и никак не находило себе места.

Глава пятая

В Вестминстерское аббатство король прибыл с получасовым опозданием.

Задержка случилась из-за лорда Гуидира, исполнявшего обязанности лорда обер-гофмейстера, который, одеваясь, порвал свой костюм.

Звон колоколов церкви Святой Маргариты, отбивавших каждые полчаса с полуночи до рассвета, заглушило громыханье пушек за рекой и треск взрывающихся в небе ракет.

В церемониальных одеждах и каштановом парике, густыми прядями ниспадавшем на лоб и шею, король, как и ожидал граф Мелтам, и впрямь выглядел столь внушительно и представительно, что критики его умолкли.

И даже молодежь, насмешек которой ждали и опасались, не нашла повода для шуток и притихла под впечатлением от невиданного зрелища.

Происходящее и впрямь поражало зрителей величием и торжественностью.

Друзья короля ликовали: явив отменный вкус, его величество снова посрамил врагов и недоброжелателей, не прекращавших ворчать и насмехаться за его спиной. Во главе направлявшейся к аббатству процессии шла королевская травница и шесть юных прислужников, которые, согласно вековой традиции, усыпали путь травами и цветами, густой аромат которых должен был отпугнуть чуму.

Бароны Пяти портов[11] несли золотой балдахин, стараясь при этом не закрывать короля от собравшихся на крышах зрителей.

Непосредственно перед его величеством шествовали трое епископов, а перед ними шли трое служителей, которые несли корону, державу, скипетр и меч — символы монаршей власти.

— Королевские ювелиры «Ранделл, Бридж и К°», — шепнул на ухо графу один из придворных, — спрашивают, заплатят ли им когда-нибудь за королевские регалии.

Граф невольно улыбнулся.

— И сколько же им задолжали?

— Три тысячи фунтов! — ответил придворный.

— Боюсь, — с циничной усмешкой заметил граф, — их опасения вполне обоснованны.

Сам граф вместе с прочими пэрами прошествовал в процессии в порядке старшинства; далее шли высшие чины лондонского Сити, выглядевшие не менее представительно в пышных одеждах с цепями и эмблемами занимаемых ими должностей.

Дважды король останавливался, давая возможность своим пажам развернуть и представить во всем великолепии ярко-красный, расшитый золотом бархатный шлейф.

— Держите пошире, — распорядился король.

В одиннадцать часов процессия достигла западного входа в аббатство.