Тень и душа

Это заставило её разулыбаться, но она покачала головой и провела пальцем по его коже.

— Я не о нём. А о твоих татуировках. Тех, с которыми знакома. Вот тут иероглиф — Кандзи. Я думала, что ты перекрыл его, как свои старые клубные чернила, но он по-прежнему здесь. Просто теперь… переплетен с остальными татуировками.

Символ силы. Он сделал его сразу после того, как достиг нужного возраста, чтобы выйти из-под системы опеки. Он был бездомным в это время, но сумел собрать наличку для дешевой татухи. Для него это было важно… решающе… в восемнадцать лет сделать эту татуировку. Тогда шестьдесят долларов были целой кучей денег. Он отказывался от пищи и крова, чтобы сэкономить на неё. Но этот иероглиф Кандзи означал для него всё. Теперь это казалось глупым.

Но менее глупым в этот момент — с Фейт, очерчивающей кончиком пальца эти старые чернила.

Её рука двигалась по его груди и провела по шраму на ребрах, потом ещё одному чуть выше на животе.

— Что здесь произошло?

Демон положил руку поверх её.

— Жизнь. Не важно.

Даже с Фейт он не будет говорить о клубе в прошлом или настоящем.

Она встретилась с ним глазами.

— Дела клуба, да?

Он пожал плечами.

— Получил несколько царапин.

— Каково это — быть «Кочевником»?

Чувствуя, что часть его мира ускользает прочь, он сел, облокотившись о спинку кровати.

— Я не хочу об этом говорить. Я просто хочу… хочу…

Он боялся это произнести. Всё, что он хотел, было потеряно для него: Фейт, дом, его сын. Но он получил шанс вернуть всё назад — свой дом, своего сына, и теперь, возможно, и Фейт. Мысль, что он прошёл полный круг, должна была принести ему даже ещё более глубокое ощущение мира, и, возможно, даже счастье. Но вместо этого Демон почувствовал, как уползает прочь его уверенность, что действительно был пройден круг, и что он потеряет всё это снова.

— Что ты хочешь, Майкл?

— Не хочу говорить.

Она посмотрела на него, её улыбка пропала, но выражение лица не стало ни сердитым, ни грустным. Возможно, любопытным. Заинтересованным. Её глаза такие красивые, выразительные и изменчивые, практически всех цветов каких только возможно.

Нагибаясь к нему, она потёрлась своими губами о его и промурлыкала:

— Чего же ты хочешь?

Он обхватил рукой её подбородок.

— Я хочу любить тебя.

Тогда улыбнувшись, она прижала губы к его рту, а затем к его щеке, потом подбородку, шее и плечу. Он глубоко вздохнул, позволял себе сосредоточиться только на её наполненных любовью прикосновениях. Его член был твёрд и болел, но он сохранял спокойствие, пытаясь просто чувствовать, и позволил этому произойти.

Тогда она продолжила свой путь вниз по его руке, останавливаясь у локтя, чтобы поцеловать там шрам. Она знала, от чего он. Он напрягся. Но прежде чем смог отстраниться, прежде чем даже его полная хаоса голова могла бы попытаться испортить момент, она откатилась так, чтобы её спина оказалась прижатой к его боку, и продолжила дорожку поцелуев по его руке.

Когда она по одному начала брать его пальцы в рот и посасывать их, он повернулся к ней, скидывая Слая, который равнодушно зашипел, а затем спрыгнул на пол.

Её обнаженное тело располагалась рядом с ним, и пока она сосала его пальцы, он начал раскачивать свои бёдра, позволяя члену скользить по её симпатичной заднице.

Иисус Христос, как она ощущалась. С Фейт это было больше чем секс, гораздо больше чем просто трах. Это было всеобъемлюще, в том числе и физически, но, тем не менее, в этом был смысл. Возможно, именно это и была любовь, когда физический акт обеспечивал связь, а не сам по себе являлся связью. Он мог бы просто лежать на этой кровати в этой странной комнате всю свою жизнь, с Фейт в объятиях, и больше ничего не делать, и это было бы более эротичным и приносило большее удовлетворения, чем самый энергичный секс в его жизни.

И уж точно не стоило говорить о том, что его физическая потребность сильно разжигала его, пока он раскачивал их тела, а она посасывала его большой палец, как будто это его член, а затем переместилась к другой руке. Глянув через её плечо, он был поражён видом.

Она никогда не брала его в рот, он не хотел унижать её таким способом. У них даже не было секса в такой позе, как сейчас. Сейчас она взяла в рот больше пальцев, чем он мог сосчитать количество тех дней или ночей, что они прежде физическими провели вместе. Это всё было ново в ней, и он не хотел, чтобы она чувствовала себя шлюхой. Тогда давно с его собственными странными чувствами и ожиданиями и с учетом его более раннего опыта, минет и секс являлись деградацией.

Опыт и расстояние умерили эти причуды в его восприятии. В то время ему ненавистно было допускать этого, ненавидел даже саму мысль, но Кота помогла ему с этим тоже. Она была дикой и полностью раскрепощённой, и требовала от него те вещи, которые он, пытаясь быть её партнером, давал ей. Его отвращение уменьшилось.

Он выкинул эту суку из своей головы. Он не хотел хороших воспоминаний о ней. Она отравила их все. И сейчас он был здесь, с Фейт, которая заслуживала всего его, каждый атом, каждую мысль в его голове.