Тень иллюзиониста

Он знал о своей робости. Он признавал свою вину в том, что из его рук вырвали бразды правления его собственной жизнью. Он понимал, что по своему малодушию стал рабом чужих желаний. Поэтому, ведя жестокий поединок с самим собой, он дважды попытался переломить свой характер. Отказ от перспективной должности, предложенной отцом Беатрис, был его первым неудачным бунтом. Это расценили как оскорбление, и последствия не заставили себя ждать. Молодых выгнали, и им пришлось влачить жалкое существование. Второй бунт случился на улице Луны, и его план созрел в то утро, когда Паниагуа выглянул из окна и, увидев на тротуаре повозку Беато, пробормотал «сукин сын».

Приняв душ, он вернулся в спальню, надел чистую одежду и вышел из дома, ни с кем не простившись. Воздух на улице благоухал смесью духов и целебных трав. Поравнявшись с повозкой, он мельком прочитал объявление с анонсом вечернего представления. Он пересек шоссе и зашагал по тротуару, удаляясь от железного моста. Остановился перед ржавой дверью и несколько раз постучал в нее костяшками пальцев. На стук вышел Тано, сборщик металлолома, одетый в синий замасленный комбинезон. Паниагуа прошел за ним в глубь мастерской, заваленной лопнувшими шинами, матрасами с вылезшими пружинами, негодными электроприборами, гнутыми железками и кипами бумаг. Посреди мастерской стоял портновский манекен, облаченный в рыцарские доспехи, изрядно покореженные, с отсутствующим фрагментом на груди. На другом конце помещения пряталась комнатка, освещаемая настольной лампой. Приятели сели друг против друга за столик с жаровней для обогревания ног, покрытый грязной кружевной юбкой.

— Знаешь, кто приехал? — спросил Паниагуа.

Тано утвердительно кивнул головой.

— Этим вечером он будет показывать фокусы, — продолжал Паниагуа, — он считает, что способен вылезти из закрытого бидона с водой, предварительно забравшись туда в наручниках.

Тано сцепил пальцы рук, а взгляд его отправился блуждать по горам металлолома, которые возвышались по ту сторону двери комнатушки. Потом он ответил:

— Это мы еще посмотрим.

2

Паниагуа и Тано объединяла уверенность в том, что Беато спал с их женами. Они никогда не говорили на эту тему, но обманутый мужчина легко узнает себе подобного, которого постигла та же участь. Они часто встречались в «Долгом прощании», и с самого начала между ними возник негласный заговор, конечной целью которого была месть.

Тано, маленький взъерошенный человечек, не без оснований слывший чудаком, был уже пять лет как женат на Олимпии, молодой чувственной женщине, ради которой он изменил свой привычный образ жизни. До того как они познакомились, странный сборщик металлолома существовал, словно отшельник, в чаще старого железа, придерживаясь таких взглядов на жизнь, которые, кроме него, не дано было осмыслить никому. Он подчинил свое существование теории, изложенной много веков тому назад Зеноном из Элеи в его знаменитых апориях (заяц никогда не догонит черепаху, стрела никогда не поразит цель и т. д.) о том, что движения не существует. Если это так, размышлял Тано в минуты озарения, любое усилие, прилагаемое для того, чтобы добраться куда-либо, тщетно. Таким образом, он вознамерился жить и работать в темных недрах своей мастерской, которую окрестил второй Элеей, и поклялся себе, что не променяет ее ни на что на свете.

Но нет такой религии, которая выдержала бы стремительный натиск красивой женщины. Олимпия, жизнерадостная женщина, пережившая три неудачных брака, мать двоих детей, однажды зашла в мастерскую, чтобы сдать макулатуру. Одно ее присутствие посреди ржавчины и заплесневелой бумаги низвело великого Зенона до уровня обычного шарлатана и доказало, что его нелепые теории существуют только для тех, кто не знает любви. На удивление всей округе через три месяца Тано и Олимпия обвенчались в церкви францисканцев, по другую сторону от Пуэрто-Лаписе. Это было немыслимое расстояние для человека, который не верил в возможность добраться куда бы то ни было. Потом они купили квартиру на улице Луны и начали в ней новую жизнь, в которой, конечно, не обходились без движения.

Они жили счастливо до тех пор, пока спустя два года после свадьбы Тано не обнаружил, что жена ему изменяет. Как-то ноябрьской ночью он возвращался домой. Проходя мимо повозки Беато, уже несколько дней стоявшей на тротуаре, он уловил легкое покачивание и скрип досок. Подойдя к окошку, он приник к стеклу. Внутри он увидел нагую Олимпию, сидевшую верхом на Беато; они совокуплялись при свете свечей, и тело женщины было окрашено в оранжевый цвет. Ее голова была закинута назад, глаза прикрыты, и вся ее поза говорила о неземном наслаждении. Такой свою жену Тано никогда не видел. Он хотел вбежать и ударить ее, он хотел накинуться на Беато и разорвать его на части, он хотел завопить от ярости и боли. Но не сделал ничего.