Тень императора

— Дело в том, что мы и сами не все еще выяснили в этой истории. Вы меня при первой встрече так красиво назвали «хранителем чекистской истории», но, к сожалению, я знаю далеко не все. Но все, что знаю, расскажу. То, что сегодня всеми воспринимается как истинная история расстрела Романовых, на самом деле только одна из версий. Просто в свое время понадобилось пресечь все слухи, и Яков Юровский рассказал свою историю первому советскому летописцу профессору Михаилу Николаевичу Покровскому. Тот рассказ обработал, придав ему стилистический блеск и научную видимость, присвоили этому документу торжественное название «записка Юровского», и было это объявлено официальной версией. Дескать, Юровский со товарищи Романовых злодейски расстрелял без разрешения Кремля, но руководствовался высшими интересами и идеалами революции. Собственно, эта записка да книга следователя Соколова и сегодня лежат в основе всех изысканий и доказательств.

— Да, я знаю, я читал все это давно, — заметил Мельников. — Но по вашим словам, можно предполагать, будто есть что-то другое, так?

— Да как вам сказать… Если не трогать легенды, включая самые нелепые, то есть еще две версии, которые всячески отметались.

— Интересно какие? — И видно было, что Мельников весь обратился во внимание!

— Во-первых, долгие годы всюду рассказывал свою версию событий некий Ермаков. В ту пору он был, так сказать, в верхах Уральской республики, и вполне мог быть тем, кто принимал активное участие во всем. Интересно, что его рассказы всем были известны, но Ермакова никто никак серьезно не наказывал. Мало того, его и нам не разрешали трогать. Даже беседовать с ним не разрешали. Дескать, старый человек, болен, не надо усугублять, пусть рассказывает. А рассказы-то его противоречили линии партии, между прочим. Его все время объявляли пьяницей с неустойчивой психикой, но выступать не мешали. Почему? Вопрос.

— Ну, может быть, не хотели связываться с участником Гражданской? — предположил Мельников.

— Это в те годы, когда к стенке ставили большевиков с дореволюционным стажем? — откровенно ухмыльнулся Дружников. — Но это еще цветочки.

— А ягодки? — подтянулся Мельников.

— Ягодки? Извольте. Вы, конечно, слышали о венгерском путче пятьдесят шестого года?

— Ну конечно. Ваш шеф тогда был послом в Венгрии.

— Вот именно, послом, а не нашим шефом! — уточнил Дружников. — И старался контролировать ситуацию. А ситуация была кровавая, право слово. Оказалось, что все, кто мог бы оказаться у власти, в той или иной мере были связаны с оппозицией Москве и Хрущеву или не были авторитетны для венгров. Дело — швах, как быть?

Мельников слушал, впившись глазами в Дружникова, и тот восторжествовал. Наконец-то он раскурил трубку. И вещал из ароматных клубов:

— Именно тогда возникает имя будущего многолетнего правителя Венгрии Яноша Кадара. Кадару в Москве не доверяли, считая его неосталинистом. Но был человек, который смог убедить Андропова назвать Кремлю именно эту фамилию. Странно, но Кремль аргументы Андропова принял, и Кадар стал властителем Венгрии.

— Вы ждете, когда я спрошу «как это получилось»?

— А чего мне ждать? — улыбнулся Дружников. — Этот вопрос у вас на лице высечен резцом. Отвечаю: невероятный вес этому предложению придал человек, который с ним пришел к Андропову в Будапеште.

— Ну, считайте, что я спросил: кто же пришел к товарищу Андропову? — улыбнулся Мельников.

— А пришел товарищ Ференц Мюнних. Между прочим, австриец, что само по себе для Венгрии, которая долгие века страдала под австрийским игом, должно было бы быть, конечно, минусом, а Мюнних был в огромном авторитете. И когда он сказал Андропову, что, по его мнению, мнению австрийца Мюнниха, венгры Кадара примут, ему поверил и Андропов, и, что гораздо важнее, поверили в Кремле. И Кадара, можно сказать, «помазали на царство». Вот так!

— И я должен спросить, откуда у австрийца Мюнниха такой авторитет в Венгрии?

— Очень хороший вопрос. Для ответа — крохотный экскурс в прошлое. В середине девятнадцатого века в Европе вспыхнула череда революций. Всюду их достаточно быстро подавляли. Всюду, кроме Венгрии. Дело в том, что венгры были обмануты властителями Австрии Габсбургами, которые захватили власть над страной на долгие века. В этой революции, которая должна была свергнуть австрийское иго, участвовал весь народ, и Вена терпела поражение за поражением. Казалось, что независимость Венгрии скоро будет завоевана, потому что у Вены нет сил бороться с венгерской революцией. И тогда Австрия просит помощи у России. Российский самодержец отправляет в Венгрию экспедиционный корпус Паскевича, который и разгромил повстанцев. Дальнейшее очевидно?

— Продолжайте, — почти потребовал Мельников.

— С тех пор в Венгрии люто ненавидели императора всероссийского и желали ему только смерти.

— Ну, а при чем тут Мюнних?