Тень императора

— Почему вы ее назвали стержневой? Чем эта тема так важна? — заинтересовался Мельников.

— Раскалывающая она, вот тем и важна, — ответил Дружников.

— Поясните, — попросил Мельников. — Очень уж много мнений…

— Тема монархии ведь всплыла еще в горбачевские времена, и никто тогда ее особенно и не критиковал…

— Не воспринимали всерьез? — предположил Мельников.

— Хм… Скорее, рассматривали как один из вариантов воздействия на людей.

— В каком смысле?

— Ну, как? Ведь с тех пор уже тридцать лет сторонники монархии твердят, что при царях-батюшках Русь только и делала, что процветала, а если так, значит… что? Правильно — и процветать будет, и жизнь спокойная придет, и напасть никто не посмеет!

— Ну, а почему у монархии в этом преимущество? Разве любая другая система не стремится к тому же самому?

— Любая, да не любая, — усмехнулся Дружников. — Демократия хочешь не хочешь требует и от народа, и от избирателей каких-то действий, а под монархом — лафа, молись на него, и все само придет!

— Ну, вы так-то не упрощайте, — посерьезнел Мельников. — Есть ведь страны с монархией, которая страну сплачивает, так сказать, стабилизирует…

— А поименно? Вы идею-то не ставьте на пьедестал из песка — упадет! Давайте по русской монархии пробежимся, осмотрим ее, так сказать, монументальность! Вот тема, с которой мы начали, с той, которая именуется «расстрел Романовых»! Ну хорошо, не будем сейчас спорить: стреляли — не стреляли, пройдем к сути. О Романовых уже десятилетия спорят, рыдая по невинно убиенным! А что, например, по поводу императора Павла? Тоже ведь — монарх! Тоже ведь — помазанник Божий, а по его убийству, заметьте, убийству, которое никто и не скрывал, кто слезу пролил? А по его папеньке Петру III кто рыдает? А ведь его-то история сплошной грех! Женушка, которая с гвардейскими офицерами постели мяла, с иностранными принцами простыни рвала, да все интриговала, до того дошла, что гвардию против муженька подняла! И не просто гвардию, а лейб-гвардию! А вы знаете, что это словечко обозначает? — Дружников уперся взглядом в Мельникова. — По-немецки слово Leib означает «тело», то есть лейб-гвардия — это гвардия, предназначенная для личной охраны государя! А эта самая лейб-гвардия вдруг этого государя с трона и сгоняет!

— Ну, те годы вообще были временем…

— Не были они никаким особым временем, — снова перебил Дружников. — Это в далекой от России Европе были годы, а у нас — дни да больше вечера. В Европе-то философы с монархами спорили, а у нас Радищева сразу в ссылку, и все! Никаких разъяснений… — Он достал-таки из кармана трубку, но табаком набивать не стал.

Мельников махнул рукой:

— Курите, чего уж там! Тем более что разговор наш не окончен…

— Да, вы правы, углубился я и уклонился, — усмехнулся Дружников. Он вытащил трубку и, начав проделывать с ней традиционные манипуляции, продолжил: — Сегодня романовская тема опасна тем, что ее могут повернуть в любую сторону, ей могут придать любое звучание, вызвать с ее помощью любую реакцию! Те, для кого уничтожение России — сверхидея, так и не остановились после развала Союза, заведя новую песню — о неизбежности развала России на «традиционные составляющие». Между прочим, в свое время Америка расценила создание Федеральных округов как точное следование этим предначертаниям и хвалила за это… — Дружников сдержался, улыбнулся и закончил фразу: — Российские власти она хвалила.

— Да, это я помню, — кивнул Мельников, давая понять, что сарказм не заметил. — И что дальше?

— А дальше — Романовы! И этот журналист, Корсаков, тенденцию уловил правильно. Дворянство сейчас возрождается всюду и скоро начнет искать себе какое-то политическое оформление. А дворянство, как вы понимаете, не может существовать без «главного дворянина», без царя-батюшки.

— Вы это серьезно? — В голосе Мельникова отчетливо слышалось удивление. — Какие сейчас дворяне и император?

Дружников на миг замер лицом, устремив взгляд на Мельникова.

— Году в восемьдесят девятом, кажется, Горбачева тогда только избрали председателем Верховного Совета. Так вот, на съезде народных депутатов какой-то депутат из Литвы, кажется, обращаясь к нему, сказал «господин президент». Горбачев пуганулся. Как же так: «президент», да еще и «господин». Просил взять это обращение обратно, — усмехнулся Дружников. — А сейчас? И президент, и господин, и все без кавычек. Идеи становятся материальными чаще, чем нам кажется. — Дружников снова помолчал. На этот раз видно было, что он хочет сказать что-то очень важное. — Сейчас вбить клин между частями нашей власти проще простого. Власть-то не устоялась, и каждый, кто к ней причастен, хочет доказать свою пользу и силу. А таковые доказательства никогда не предъявляются вне борьбы.

Мельников возражать не стал. То ли нечего было сказать, то ли решил воздержаться от споров. Энергично растерев лицо, спросил:

— Ну, а каков тут ваш интерес? Не просто так вы сюда ввязались, не так ли?

Дружников опять помолчал, манипулируя трубкой, но было видно, что сейчас он не тянет время, а старается сформулировать ответ максимально точно: