Тень Каравеллы

Он шагал к дому и думал о непонятном: почему Владик так легко и безропотно подчиняется Илькиной матери? Даже отцу он всегда готов сказать свое резкое «я сам», а при Тамаре Васильевне делается маленьким и послушным…

Эти размышления занимали Генку довольно долго. И потому другие мысли, тревожные и невеселые, пришли к нему позже.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В шесть часов неожиданно пришел Илька. Отмытый, причесанный, в белых гольфах, в синей куртке без воротника. Совершенно на себя не похожий. Новые сандалеты хрустели, как вафли. На отчищенных от глины и краски штанах появились складочки, отутюженные до убийственной остроты. Но сам Илька был настроен сдержанно. Наверно, парадная эта одежда сковывала его прыгучий характер.

— Что скажешь? — спросил Генка.

— Так просто, — сказал Илька. Сел на подоконник, покачал ногой.

Генка вдруг вспомнил, что раньше Илька никак не мог дотянуться ногой до пола, когда сидел здесь. А теперь царапает сандалией половицы. Вырос.

— Хотел узнать, как лодка сохнет, — сказал Илька.

— Сохнет…

Илька дыхнул на стекло и нарисовал рожицу.

— Чего это ты так нарядился? — спросил Генка.

Илька стер рожицу ладошкой, нерешительно посмотрел на Генку.

— В цирк идем.

— А-а… Ты к лодке пока не суйся, а то перемажешься.

— Иван Сергеевич три билета купил, — тихо сказал Илька. — Себе, Владику… и еще один. Меня зовут.

— Ну и хорошо.

— Может быть, ты пойдешь? — спросил Илька, глядя в пол.

— Я? Зачем?

— Ну, так… Я потом с мамой схожу.

— Меня ведь не звали, — равнодушным голосом произнес Генка и почувствовал, как стремительно уходят от него все радости. — Тебя одного звали.

Илька промолчал. Опять подышал на стекло, но оно, протертое ладонью, уже не запотело.

— Иди, Илька, раз зовут, — повторил Генка. — Ты уже и оделся как следует…

— Подумаешь, оделся…

— Я этот цирк терпеть не могу. Особенно акробатов. Прыгают, прыгают, а что толку?

— Правда? — с облегчением спросил Илька.

— Меня туда и насильно не затащишь. — Генка старательно зевнул.

— Я пойду тогда…

— Пока.

Илька ушел, а он лег на диван и закинул руки за голову. И вот тут-то на него, на лежачего, навалились все горькие, беспокойные мысли.

Не стоило себя обманывать. Все так ясно: Владику очень хорошо вдвоем с Илькой. Без него, без Генки. Это было заметно и раньше, только не хотелось так думать. А сейчас вот хочешь не хочешь, а думается.

Все, что Генка старался забыть, вспоминалось теперь подробно и ярко. Если идут втроем, Генка — чуть в стороне, а Илька — рядышком с Владиком, за рукав цепляется. Если разговаривают, Владик Ильке три слова скажет, Генке — одно. Да разве в словах дело? Они иногда молча разговаривают. Взглянет Илька на Владика, Владик на Ильку, и сразу понимают друг друга. Будто у них тайна какая-то…

Заглянула в комнату бабушка.

— И чего это разлегся на диване-то? Накидушку не убрал.

— Захотел и разлегся, — взвинченно сказал Генка.

— Ну, лежи, лежи, бог с тобой.

— Ну и лежу…

Он отвернулся к стене.

А если разобраться, то что случилось?

Ничего не случилось. Ведь дела идут как раньше. Каждый день прибегает Владик, вместе возятся с лодкой. Все у них по-хорошему.

Не поссорились же они.

Генка резко поднялся на локте. Лезут в голову глупости!

Но рассердиться на себя не удалось. «Глупости» были сильнее и лезли в голову снова. Ведь почему-то не Генку, а Ильку, одного Ильку, позвали Владик с отцом в цирк. Генка бы и не пошел, но обидно, когда про тебя забывают. И даже не обидно, а просто очень грустно.

Хорошо, что хватило выдержки сказать Ильке спокойно: «Иди, раз зовут». Не крикнул: «Ну и мотайте, без вас проживу!» Не крикнул, пожалел Ильку. А может, не Ильку пожалел? Побоялся настоящей ссоры…

Если бы не Владька, а кто другой, сто раз плюнул бы Генка на такое дело. В конце концов, мало ли хороших ребят? Хотя бы Антон Калинов. Такой не изменит… Да беда в том, что ни Антон и никто Генке Владика не заменит…

Генка задремал. Стала сниться всякая чепуха, а потом вдруг увидел Владика. Будто выходит Владька на берег прямо из желтой реки, мокрый, волосы на лбу приклеились, а на груди плоский черный автомат. «Илька поплыл на нашей «Африке», — говорит Владик. — К югу поплыл. А там на берегу фашисты засели. Пришлось расчищать дорогу». «Опять Илька», — с досадой подумал Генка. И проснулся.

Ему казалось, что спал он пять минут. Но солнца в окнах уже не было, в комнату проползли вечерние тени. «Десятый час», — подумал Генка. Значит, прошло около двух часов.

Сон ему не помог. Те же мысли крутились в голове, и голова гудела, как от задачи в восемь действий. Вот ведь как по-дурацки устроен человек! Ничего не случилось, а спокойной жизни нет.

И только одним путем Генка мог вернуть эту спокойную жизнь: пойти встретиться с Владиком. Сегодня же, сейчас. Поговорить с ним. О разных вещах поговорить, просто так. Да, но как придешь к людям почти ночью без всякой причины? «А, ладно, — решил Генка, — книжку попрошу какую-нибудь. Скажу, спать не хочется, а читать нечего».

Только неизвестно, вернулся ли Владик из цирка. Представление часа три тянется. Начало в семь. Сейчас без четверти десять. Пожалуй, рано.

Все равно!