– Конечно, – Бхима воодушевился. – Построим горн, расплавим щиты, отольем листы и полосы, выгнем до нужной формы.
– Отлично! – воскликнул Иешуа. – Отсюда до Сиркапа не больше йоджаны. За два дня обернусь.
Потом смущенно улыбнулся.
– Ну, за три. Я с ним много лет не виделся. Отметим, наверное… я думаю.
Друзья ударили по рукам.
Через три дня иудей, как и обещал, вернулся в деревню. Он ехал на осле впереди обоза из нескольких телег, запряженных быками. Обоз сопровождал отряд греков, опытных в кузнечном деле.
Откинув рогожу с первой телеги, Бхима деловито осмотрел сваленные в кучу щиты, шлемы, наручи и поножи. Удовлетворенно крякнул, потирая ладони.
И закипела работа.
Общинники помогали гостям, не жалея сил. Сначала выкопали яму, заложили доверху дровами, подожгли, потом накидали сверху дерна. Установили навес из пальмовых листьев для защиты от дождя. Тем временем сложили у скалы горн из камней, обмазали глиной, прокалили изнутри. В стенке оставили отверстие, чтобы ветер разгонял пламя. Приладили мехи для поддува воздуха.
Все это время Бхима сидел в хижине Гурия, обложившись кусками пергамента. Он чертил детали и узлы двигателя, топливной системы, таблицы аэродинамических нагрузок. Злился, когда не получалось, мало ел, зато постоянно жевал листья бетеля. Вината старалась не мешать, хотя ей приходилось почти насильно кормить его и укладывать спать, как маленького.
Гонд осунулся, глаза запали от бессонницы, но он упрямо продолжал рисовать запутанные схемы и фигуры. То и дело звал деревенского кузнеца, советовался с ним, спорил. Когда тот приносил готовую форму для литья, Бхима, как правило, разбивал ее, требуя добавить еще кварцевого песка.
Кузнец сердился, ему было жалко потраченного времени. Каждый горячо доказывал свою правоту, доходило до ссор, но Иешуа умудрялся примирить обоих, после чего работа над чертежами продолжалась.
Каменщики притащили две канджуровых[223]
плиты, плотно пригнали их с помощью зубил. Потом выдолбили внутри каждой плиты форму для листа, оставив две дырки – литник и воздуховод.Неделю спустя приступили к литью.
Ранним утром в горн засыпали древесный уголь, прогрели, затем прокалили формы. К полудню заложили щиты. Дети Гурия натаскали с пруда грязи для замазки швов. Трое греков непрерывно качали мехи. Еще двое подбрасывали угли, ворошили их ломами.
Кузнец хмуро отдавал приказания, ругался, если подмастерья медлили. Видно было, что переживает за результат.
Потом приказал: «Ковш давайте! Остальным отойти!»
Надев перчатки из кожи носорога, вытащил заглушку. В тигель полилась расплавленная бронза. Присмотревшись к огненному ручейку, он удовлетворенно кивнул и повернулся к Бхиме:
– Хорошо.
– Что «хорошо»?
– Присадки в меру, я по густоте вижу. Присадка – дело тонкое. При литье бронзы нужно знать, сколько олова добавлять в медь.
– Зачем?
– Смотря для чего лить… Много олова добавляют при изготовлении сложных изделий, например, скульптур. Или колоколов. Олово увеличивает текучесть расплавленной массы. Это, конечно, удобно, потому что работать легче. Но такая бронза будет хрупкой, поэтому ее ни гнуть, ни ковать нельзя… Здесь в самый раз.
Еще неделю собирали двигатель.
Наконец подвесили его, протянули трубы, установили агрегаты, подсоединили рычаги и педали. После этого приступили к обшивке фюзеляжа. Листы бронзы закрепили на жердяном каркасе, сшивая их штифтами и заклепками. Рапсовое масло залили в бочку в последнюю очередь.
Бхима принес ведерко с белой краской и нарисовал на носу виманы букву: палка с перекладиной, сбоку кружок.
– «В», – произнесла Вината. – Что это значит?
– А ты догадайся, – гонд подхватил невесту на руки и закружился вместе с ней на месте.
Счастливый смех Винаты звенел серебряным колокольчиком.
Под вечер вся деревня собралась возле дома Гурия и Ануши. Намечался праздник. Любой желающий мог потрогать виману, на которой поблескивали капли дождя.
Старики недоверчиво стучали по корпусу птицы костлявыми пальцами, а Иешуа подсаживал детвору. Бхима охрипшим голосом раз за разом объяснял принцип действия двигателя. Селяне мало что понимали из его рассказа, поэтому продолжали задавать одни и те же вопросы. В конце концов терпение гонда лопнуло, тогда он махнул рукой и ушел в дом…
Махишасура наблюдал за торжеством со скалы, жадно втягивая носом воздух. Маленькие фигурки внизу сходились и расходились, сливались в толпу. Вот ведут парня с девушкой к костру. На ней цветное покрывало, на нем красный рупан. Вот они остановились, взялись за руки. Теперь обходят костер слева направо. Бросают что-то в огонь.
Порыв ветра донес до него хоровое пение…
Прете пришлось преследовать Бхиму и Винату до самой Такшашилы, не отставая от каравана, который их подобрал. Он набрался опыта, перестал охотиться на всякую мелочь. Куда проще подкараулить ночью одинокого путника и перегрызть ему горло, а потом медленно, с наслаждением выпить кровь. Куски трупа он обычно запихивал в мешок. Это был его паек, который помогал поддерживать силы во время долгого бега.