Тень Химавата

Адживики научили Иешуа обходиться малым: собирать орехи и фрукты, выкапывать съедобные корни, заговаривать пчел, чтобы те подпустили к сотам… А еще видеть над головами людей свечение, которое у всех разное в зависимости от того, насколько человек добрый или злой.

Он продолжил:

– Тихо жил, но недолго, потому что деревню сожгли саки. Аскеты, кто выжил, разбежались. Я тоже уцелел. Потом отправился путешествовать по стране…

– Куда ходил? – полюбопытствовал Санкарсан.

– Несколько лет прожил в Матхуре: учился у санкхьяиков, потом у йогов из школы Патанджали – изучал «Махабхашью», комментарий к сутрам великого грамматиста Панини. Конечно, сами сутры тоже, упанишады, дхармашастры[216], – Иешуа разгибал пальцы. – «Веды», «Законы Ману», «Артхашастру», «Махабхарату»… Да много чего!

Он махнул рукой.

Рассказывать было легко: и сам дом, и уважительное внимание хозяина располагали к беседе.

– В школе буддистов-самматиев учился создавать пудгалу… Ты знаешь, из всех сверхсил, по-вашему, «сиддхи», о которых я узнал в Бхаратаварше, эта – самая удивительная. Представь себе, что перед тобой стоит твой двойник. Бестелесный, нечеткий, но словно живой. Он смотрит на тебя, так же, как ты, улыбается… немного с задержкой, как будто тебя копирует. А протяни руку – и она пройдет сквозь него… К такому не сразу привыкаешь.

Санкарсан смотрел на нового знакомца с выражением удивления и восхищения. Даже для опытного астролога магия была искусством невозможного.

Справившись с чувствами, он спросил:

– Что было потом?

– Решил искать единоверцев.

– Нашел?

– Нет, – Иешуа вздохнул, – доплыл по Ганге до Паталипутры. Еще в Бактриане я узнал, что где-то на Карамандельском побережье обосновались потомки колена Бней Менашше. Но никто не знает, где именно, все, кого я спрашивал, просто показывали рукой на юг или на восток. В общем, я отчаялся…

Почувствовав голод, Иешуа забросил в рот горсть изюма, потом снова заговорил:

– Тогда я решил отправиться в Кералу. Хотя сильно опасался: по слухам, на юге живут совсем дикие племена, черные, с курчавыми волосами. Они людоеды, а любой млеччха для них – бесплатный обед. Бр-р-р…

Шутливо передернувшись, словно ирония поможет примириться с ужасными обычаями древнего народа, он поднял миску, отхлебнул остывшего шербета.

– Самый короткий путь туда – морем… В общем, я вернулся к Синдху, вступил в артель сплавщиков. Пригнал плот в Бахардипур. Там нанялся матросом на греческий келет, который шел в Музирис… Но доплыл только до Шурпараки, потому что в порту корабль захватили ассакены, и я снова стал рабом. Нас отвели в Бхарукаччу: кого на красильни продали, кого на рудники, а меня посадили гребцом на коландию… Однажды в устье Нармады на корабль напали андхры, но мне удалось бежать. Что ж такое, думаю, куда ни сунусь, все кончается тем, что какая-то сволочь на меня надевает колодки. Почему? Чем я хуже других? Что за полоса такая беспросветная! Когда вышел к лесоповалу, встретил порядочных людей, с одним даже подружился. Вроде жизнь наладилась… А недавно узнал, что иврим проживают в Кашмире. Собираюсь туда идти. Вот как-то так, вкратце…

Посидели еще, поговорили.

– Оставайся у меня, – предложил Санкарсан. – Предлагаю обменяться знаниями. Я научу тебя джиотиш, а ты меня учи, чему сам хочешь. Я вижу, что ты человек непростой.

Иудей не возражал. Он много лет ждал встречи с единоверцами, подождет еще.

3

Гермей рассматривал подростка, которого разведчики отловили на берегу Дамра Налы.

Для начала его накормили. Грек с жадностью запихивал в рот куски лепешки, запивая водой. Потом с сожалением посмотрел на пустую миску, выгреб крошки.

– Отдай ему мой ужин, – приказал Гермей вестовому.

Увидев, что тот колеблется, недовольно поторопил.

– Давай, давай неси…

Когда пленник наелся, полемарх приступил к допросу.

– Как тебя зовут?

– Мирон.

– Куда ты направлялся?

– Хотел реку переплыть, спрятаться в Такшашиле.

– А чего не переплыл?

– Сил нет… Искал подходящий топляк, когда меня взяли. Думал, что брошусь в воду, а там корягу куда-нибудь прибьет течением.

Македонянин с сочувствием смотрел на него: худющий, хитон в грязи, спутанные космы на голове. Если в городе все такие – еле душа в теле держится, то плохи дела. Он задал главный вопрос:

– Как ты выбрался из города?

Грек торопливо, сбивчиво заговорил:

– По подземному ходу. Его выкопали во время осады… Саки через ворота не выпускают, боятся, что мы снова вас позовем. Да еще расскажем про их вооружение и запасы… А нам ведь коз пасти надо… Пшеницу так и не сжали. Эх! – он махнул рукой. – Пропал урожай. Джут тоже не посеяли… Не знаю, на что жить будем.

– Не пропал, – заметил Гермей. – Мы собрали все что можно, чтобы армию прокормить… Извини, но война есть война. Джут и просо посеете, когда я город возьму.

Мирон обреченно кивнул, потом продолжил:

– Они каменщиков согнали, человек двадцать, и говорят: «Долбите!» Отца тоже забрали… Домой не отпускали. Я ему поесть носил, когда было что. Мать-то с младшими сидела… Потом еда закончилась, коза сдохла, а он так и не вернулся домой… Никто из тех, кто копал, не вернулся.