Тень Химавата

Астролог улыбнулся белозубой улыбкой человека, знающего цену своему обаянию.

– Деньги у тебя есть? Всего за одну пана я покажу тебе узор, который боги сплетают из нитей времени. В нем ты узнаешь себя… будущего.

– Это неинтересно, – Иешуа усмехнулся. – Мое будущее – это мои поступки. Я беден, поэтому не могу позволить себе дорогостоящие грехи. Все остальное зависит от того, насколько строго я буду выполнять заповеди Всевышнего. У иудеев их немного – десять, так что быть добродетельным нетрудно… Зато мои слова принесут тебе больше пользы, чем твои – мне.

В глазах астролога зажегся интерес. Он молча ждал, что еще скажет незнакомец.

– В туши, которой ты обводишь глаза, слишком много свинца, об этом говорят покрасневшие белки. И много стибиума, вон как кожа шелушится на скулах, хоть ты и скрываешь воспаление под густым слоем румян. Смени парфюмера, иначе скоро из-за выросшего зоба будешь похож на пеликана… И еще: ты давно не был с женщиной, потому что тебе не хочется. Это стибиум.

Улыбка сползла с лица астролога. Он засуетился, быстро собрал в ящик разложенные амулеты, дощечки и горшочек с чернилами.

– Пойдем ко мне. Я угощу тебя шербетом из малины и тутовника. И расскажу об астролигии, которую мы называем «джиотиш».

Иешуа последовал за ним сквозь базарную толчею. Пока пробирались к выходу с площади, познакомились. Разговаривая по дороге, оба поняли, что могут быть полезны друг другу.

Толкнув ногой дверцу ограды, Санкарсан провел гостя через сад.

Вошли в дом. Иешуа огляделся. Большая комната, арки, ступени, занавешенные окна. Алтарь Савитара: раскрашенная деревянная колесница, пара коней, золотой лучезарный человечек. Над алтарем девять бронзовых ликов. На противоположной стене растянут большой кусок сафьяна, испещренный кружками, точками, пунктирными линиями и стрелками. Все надписи на санскрите.

Хозяин принес две миски с шербетом. Оба уселись на ковре. Санкарсан тряпкой стер краску с лица.

– Вот видишь, уже следую твоим советам.

– А это что? – Иешуа указал на лики.

– Планеты.

– Почему девять? Должно быть семь.

Астролог с готовностью объяснил.

– В джиотиш для удобства исчисления помимо планет используются две важные небесные точки. Обе нематериальны. Раху – это точка северного пересечения орбиты Луны, по которой она вращается вокруг Земли, с орбитой Земли, по которой та вращается вокруг Солнца. А Кету – точка южного пересечения. В этих точках обычно происходят солнечные и лунные затмения.

– Ну, с чего начнем? – спросил он после того, как с наслаждением отпил из миски.

И сам же предложил:

– Давай, расскажи о себе.

Иешуа замялся, но вежливость требовала уступить просьбе хозяина.

– До ухода из Эрец-Исраэль рассказывать особо не о чем… Деревушка Нацрат в горах. Внизу долина, которая простирается до самого моря Ям-Ахарон…[215] Клочок земли. Мама, сестры, братья. Отец восстанавливал царский дворец в Циппори, он строитель отменный: хоть каменщик, хоть плотник… Вот и все.

– Как ты умудрился забраться в такую даль? – казалось, астролог хочет знать о госте все. – Иудеи сюда не ходят. Думаю, что большую часть жизни ты провел в скитаниях.

– Ты прав… Мне было тринадцать, когда я с караваном моего друга Бен-Циона ушел из Иерушалаима. Сперва мы пересекли Сирию, затем долго шли по Прату. В Селевкии-на-Тигре караванщик продал товар и решил двинуться в Парфию. Я пошел с ним… Прожил пять лет в Хагматане, шесть лет в Бактрии. Однажды… семь лет назад, дело было весной, Бен-Цион предложил отправиться в Бхаратаваршу… За Капишей на нас напали бактрийцы. Бен-Цион погиб, погонщиков взяли в плен и продали купцу из Такшашилы. Тот отправил нас на плотах в Бахардипур, чтобы выгодно перепродать в порту… Он два плота нагрузил: один рабами, другой мешками с вялеными хвостами яков. Меня посадили на второй, я должен был следить, чтобы мешки не свалились в Синдх… Плот зацепился за кусты на затопленном острове. Река разлилась, течение сильное, к острову не подобраться. Рулевой спрыгнул в воду, но его затянуло в водоворот, погиб… Тогда купец махнул рукой и на товар, и на меня. Я долго сидел на мешках: пил воду из реки, жевал хвосты, все ждал, может, кто проплывать мимо будет… Куду там – в паводок сплавщиков мало. Потом решил выбираться сам. Выбился из сил, еле доплыл до берега… Очнулся оттого, что меня кто-то тормошит. Смотрю, а вокруг голые люди с волосами до пояса, худющие… Оказалось – адживики. Я у них год прожил… Надоело все, хотелось тишины и покоя.

Иешуа усмехнулся, вспоминая незатейливый быт последователей Аджиты Гесакамбалы, потомков тех шраманов, что вышли в чем мать родила с венками в руках встречать Александра Македонского – как посланца судьбы.

Даже одобряющих публичную наготу греков ошеломила детская непосредственность аборигенов. Те, не стесняясь, справляли нужду там, где приспичит, словно животные. Завоеватели назвали их гимнософистами, то есть «нагими мудрецами».