Тень Хиросимы

«Страсти потихоньку утихли, заваленные кипами „дел“ в секретных отделах спецслужб бело-синих. Удовлетворённые зрители, негромко переговариваясь и покашливая, расселись по своим местам и приготовились дальше поглощать сценические изыски и деликатесы, приготовленные невидимым режиссёром и исполненные актерами. Они не отрываясь следили за каждым действием, словом и шагом на освещённом пространстве, даже не подозревая о скрытой титанической работе. Копошащаяся армия служащих невидно и неслышно исполняла свою работу в узких пространствах трюма (помещения под сценой) и за кулисами. Они приводили в движение скрытые механизмы, они властвовали во мраке, ловко снуя между зрительскими рядами, рассаживая, раздавая программки, всем своим видом приготавливая к пиршеству».

Перо тихо упало на мягкий зелёный бархат, которым была обшита столешница богато инкрустированного золотом стола. Тень устало откинулся на высокую спинку кресла. Кожа кресла приятно скрипнула под своим хозяином, услужливо принимая форму его тела.

С тех пор, как он покинул авиабазу 509-ой специальной авиагруппы на затерянном где-то на просторах океана острове, минуло много, много лет.

Тень изменился. Он изменился внешне, превратившись в солидного мужчину с посеребрёнными висками, занимающего высокое положение в обществе. Изменился ли он внутренне? И да, и нет. Он уже не метался, как ополоумевший по сцене между реквизитом и актерами, каждый шаг его приобрёл степенность и был продуман и рассчитан заранее. Да и само положение, высокий пост обязывали вести себя сдержанно, деловито, а порой высокопарно и даже высокомерно. Он соглашался с таким положением вещей, следуя старой пословице: «В чужой монастырь…» – соглашался, как турист, заходящий в чужой храм, – уважительно, оставаясь при этом приверженцем своей веры.

Он вздыхал, примеряя перед зеркалом торжественные смокинги и читая протоколы встреч. Вздыхал потому, что в тщательно скрываемых глубинах его души жил тот испуганный мечущийся чудак, взирающий на мир глазами новорождённого. Он безропотно соглашался с фактом своего появления-рождения, по-младенчески проникновенно и в то же время отстранённо вглядываясь в новые лица, не понимая и прощая им.

До сих пор он не раскрыл тайны своего проникновения в этот декоративно-хрупкий искусственный мир. Но многое знает о самом мире. О его законах, базисах и надстройках. Многое ли?.. – Тень посмотрел за окно. Там широко раскинулась красивая площадь, покрытая стёртым (и не раз отреставрированным) тёсаным камнем. По периметру, перемежаясь с разноцветными флагами, росли ровными рядами стройные деревца, чья природа была вся во власти садовника. – Вся ли?.. – За деревцами прятались прекрасные здания, шедевры архитектурной мысли: напыщенные дворцы; гордые залы для приема гостей; строгие хранилища, в недрах которых сохранялись неприкосновенные реликвии и символы; остроконечные, похожие на иглы протыкающие и накалывающие небо, храмы Совета Спиритуса, храмы Красного Культа, храмы Красного Искуса и храмы Красной Алфизики.

Сама площадь находилась внутри закрытой территории резиденции Красного Диктатора, Неограниченного Вождя Южного Союза, Верховного Узурпатора Объединенных Территорий – правителя одной четвёртой части известного мира называемой Красные Берега.

Кроме Красных Берегов, существовали также: Нефритовые Долины, Белые Просторы и Синие Небеса. И каждая из этих частей занимала свою, строго оговариваемую многочисленными договорами и соглашениями часть «сцены».

Почему возникло такое, глупое на первый взгляд, деление и когда это произошло? – Тень зевнул, блаженно прикрывая глаза, – история, конечно, может ответить на поставленный вопрос. Более того, она может предоставить неоспоримые на первый взгляд факты и артефакты. – Тень поднял руки и потянулся. – Нужно отдохнуть – притомился… Может, всё может, да вот закавыка: история пишется на этих самых подмостках, где даже сам свет изменчив, не говоря уже об участниках спектакля, греющихся в его лучах. А он (свет), знай себе, меняет стеклышки: о какой чудесный красный! ах, изумительно зелёный! целомудренно белый! небесно-синий! Играется: а если вот так… а дай-ка смешаю. Что история – декорации, реплики, как и всё, что служит здесь эпизодам и мезансценам под названием «жизнь». Все видят актёров-людей и никто не видит работников сцены – декораторов, осветителей. История может подробно объяснить, как работает фурка (приспособление для передвижения декораций) или телария (приспособление для смены декораций), но ничего не скажет, что руководило теми, кто управлял ими – незаметными служащими театра. Какие страсти и мысли обуревали их в ту или иную секунду.

История – наука глаз и ушей. Их продолжение сквозь время, душевные переживания, предпочтения и неприязнь не способствуют её объективности. История – своеобразный театральный бинокль, рассматривающий из настоящего далёкое прошлое. Что он увидит? Царапинку, пылинку на линзе?