Тень мачехи (СИ)

— Тань, ну ты чего тормозишь?… — Яна выглянула в коридор и всплеснула руками, увидев замершую перед вешалкой подругу. — А, да, я ж тебе хотела отдать тряпки этого нелюдя! Ты ведь еще не знаешь, что он Пашку на дороге встретил, когда тот носился по снегу в одних носках, чуть ноги не отморозил. При минусовой температуре, без куртки — а этот упырь отказался его до города довезти! Бросил на дороге, представляешь? Правда, потом вернулся — видать, не всю совесть пропил. Швырнул свои тряпки с барского плеча, и смылся. А Пашка остался дальше мерзнуть. Нет, ну как можно быть таким уродом?

Таня не знала, что ответить — только чувствовала, как уши и щеки наливаются жарким огнем стыда. Как она вообще могла хоть в чем-то заподозрить Янку? Лучшую подругу, которая поддерживала в самые тяжелые моменты! И всегда была рядом. «Макс тоже был, пять лет — и одно время казался мне очень надежным, — внутренний голос зазвучал сухо и жестко. — А выкинул такое, что в голове не укладывается. Но если недоверие к людям пустит корни в моей душе, я потеряю всех, кто дорог».

— Ох, Яна, я поняла, что совсем не умею разбираться в людях, — сказала она. — Как думаешь, это лечится?

— Не знаю. Умела бы я в них разбираться, никогда не вышла бы замуж за Глеба, — хмыкнула подруга. — Так чего, заберешь одежку?

— Заберу. Донесу до помойки. Но прежде… — Таня сняла куртку с вешалки и начала методично обшаривать карманы. В потайном — том, что на груди, слева — ее пальцы наткнулись на что-то твердое, бумажное, растопырившее края от плотного сгиба. Это оказался лист бумаги, сложенный в несколько раз. Черно-белая распечатка с сайта — фото бревенчатого коттеджа и текст объявления: «Продается дом на берегу Волги, шикарное место для отдыха и постоянного проживания…»

— Это здесь он собрался шикарно отдыхать на твои деньги? — с негодованием спросила Яна, глядя на лист через ее плечо.

Татьяна аккуратно сложила лист и спрятала в карман своей куртки. Холодная злость распрямила ее плечи, внутри ощущался стержень — титановый, несгибаемый. «Значит, Макс решил вернуться в Самару, купить коттедж, устроиться, будто ни в чем не виноват… — подумала она. — Нет, дорогой, хрен ты там отдохнешь. Мы с Залесским, как те лисы, вытряхнем тебя из теремка!»

— Видимо, да — и отдыхать, и постоянно проживать, — ответила она Яне. — Отдам это Юре, когда вернётся. А потом мы поедем ловить моего продуманного муженька. Я хочу лично участвовать в его аресте.

— Продуманный, а так прокололся! — фыркнула Яна.

Таня пошла за ней на кухню, устроилась возле стола с покрытием «под малахит» — в тон рабочей столешнице и кафельной плитке, покрывавшей стену. Но, чувствуя, что в душе вновь закипает ярость, поднялась, достала стакан из деревянного шкафчика в русском стиле. Вся мебель на кухне была такой — массивной, сработанной из натурального дерева, с витиеватой резьбой на фасадах. Татьяна налила воды из прозрачного кувшина, стоявшего на столе, и махом выпила половину.

— Он не думал, что встретит Павлика и отдаст ему куртку, поэтому оставил распечатку, а потом забыл про неё, — сказала она, облизнув губы. Вода освежила и немного успокоила, охладив ее ярость — та уступила место уверенности: догонят, они обязательно его догонят! Но эта гонка — ох, ее бы не было, не наделай она ошибок…

Яна перевернула кастрюлю, и сковородка зашипела, принимая в себя остатки теста. Бурление чайника, щелчок — и подруга поставила перед Таней большую кружку чая и тарелку с распаренными, румяными, лоснящимися от масла блинами. Достала сметану, большую креманку со сгущенкой:

— Налетай! — скомандовала Яна. — Устроим девичник, заедим проблемы!

Блины оказались восхитительными — впрочем, что еще было ждать от коронного Янкиного блюда?

— Помнишь, в институте ты на спор испекла триста штук, а Костромин на спор обещал их сожрать? — улыбнулась Таня. — Тогда вы еще не были женаты.

— Дураки были, выпендривались друг перед другом! — хохотнула Яна и слизнула с большого пальца каплю сгущенки, уверенно ползшую к запястью. — Если бы вели себя, как обычно, не скрывали недостатков, то лучше бы узнали друг друга. Может, и не поженились бы тогда.

— Да и я бы за Макса не вышла, если бы вовремя поняла, какой он. Но мы прожили пять лет, Яна! Как я могла быть такой слепой? А всё шаблоны эти, стереотипы: если женился — значит, любит. Если мать — значит, должна любить. Если просят помощи — значит, готовы ее принять…

— Ты о Фирзиной сейчас?

— Ну да. И о Максе, и о своей матери, — опустив глаза, Татьяна помешала ложечкой в кружке с чаем. И вновь подняла взгляд на подругу. — Знаешь, нельзя всё валить на других. В ситуации с Максом я сама виновата. Потеряла бизнес, потому что совершенно забросила дела. Не хотела заниматься аптеками, спихнула их на мужа, и в результате он этим воспользовался. А Марина… Да, я попыталась ей помочь — правда, старалась больше для Павлика. Но что в итоге? Одно радует — парень теперь в хорошей семье. Хотя гибель матери — это, конечно, ужас…