Тень мачехи. Том 2

– Вить, диван, кресла и стенку в большую комнату ставьте, пожалуйста. И дождитесь меня, мне к родителям надо. Простите!

– Тань, что случилось? Ты как на пожар…

– Потом!.. – крикнула она уже с лестницы. И выскочила из подъезда, едва не сбив с ног мужчину, несущего подмышкой аккумулятор от машины.

Позже она даже не могла вспомнить, как доехала в тот день до дома родителей. Взлетела по лестнице, позвонила в дверь – нетерпеливо, несколько раз подряд. Открыла мать – в тёмно-зелёном брючном костюме, накрашенная, с яшмовым кулоном на шее. Таня буквально вломилась в квартиру, и остановилась посреди прихожей, тяжело дыша.

– Ты чего носишься, как оглашенная? – недовольно спросила мать.

– Я поговорить хотела, – еле переведя дух, сказала Таня. – Можно?

– Ну, если ты одна, без толпы детдомовцев… – съязвила Елена Степановна, удаляясь в гостиную. Татьяна, борясь с нахлынувшим чувством вины – ну почему оно всегда возникает в присутствии матери?! – быстро скинула сапоги и прошла следом.

Мать уже сидела в кресле, перелистывая толстый глянцевый каталог одежды. Таня присела напротив.

– Мама, скажи, пожалуйста, кто такая Пандора?

Вздрогнув, Елена Степановна подняла на дочь испуганный взгляд, но быстро справилась с собой. Выражение равнодушия и скуки будто маской закрыло её лицо:

– Какая Пандора? – спросила она.

– О которой ты писала в своем дневнике, – не отступала Татьяна. – Я нашла его в бабушкиной квартире.

Мать скривилась и, пожевав губами, бросила:

– Это, как минимум, неприлично – читать чужие дневники.

– Прости, я случайно, – потупилась Таня. – Скажи, кто это? Она твоя подруга, тоже жила в Ляпуново?

Мать бросила на неё странный взгляд – будто чувствуя облегчение.

– Ну да, была такая, – сухо ответила она и снова уткнулась в журнал.

– А почему Пандора? Это прозвище какое-то? – допытывалась Таня.

– Это я её так называла, – нехотя сказала мать. – А что, красивое имя, ей оно шло. Но потом мы перестали… ммм… видеться.

– Почему? Мама, это важно.

– Не так уж важно, как тебе кажется, – отрезала мать. – Мы переехали сюда, она осталась в поселке. Считай, что судьба раскидала.

– Это как-то связано со мной?

– Почему ты всегда считаешь себя пупом Земли? – рассердилась мать. Раздраженно захлопнула журнал, с силой швырнула его на стол, но он скользнул и упал на пол с глухим шлепком, будто огромная жаба. – Не может быть всё в этой жизни связано с тобой, вертеться только вокруг тебя! Не хватает ума это понять?

Татьяна отпрянула от неожиданности. В чём она опять виновата, почему так остро реагирует мать?

– Мам, я тебя чем-то обидела? – растеряно спросила она.

– Ты же знаешь, я не люблю идиотские разговоры, – буркнула Елена Степановна.

Это прозвучало, как отговорка. Повисла тишина. Мать смотрела в тёмный экран телевизора, явно давала понять, что разговор окончен.

– А эта женщина со мной… занималась, играла? – снова попыталась Таня. И осторожно добавила. – Мне кажется, я её помню.

– Нет, она не могла с тобой играть, – это прозвучало так, будто матери стало за что-то стыдно. Елена Степановна скривилась, будто от затаённых переживаний. Помолчав, добавила: – И вообще – ты была совсем маленькой, когда мы уехали. Ты не можешь её помнить.

– Мама, пожалуйста, расскажи мне о ней! – взмолилась Татьяна.

– Нечего рассказывать! – отрезала мать. – И вообще… Мне убираться надо!

Татьяна скользнула взглядом по комнате: ни пылинки, все вещи на своих местах – впрочем, у матери всегда было так. Врёт она. Просто хочет её выпроводить.

– А отец дома? – спросила Татьяна. – Почему он трубку не берёт? Я звонила…

– Уехал твой папаша. К другу в Пермь, – сквозь зубы ответила мать. – Но если ты хочешь у него спросить про эту Пандору, пустой номер: он ничего нового тебе не скажет.

– У меня такое ощущение, будто вы что-то скрываете! – взорвалась Таня.

– Не ори! – подняла голову мать. – И скрывать тут нечего. Была у меня подруга… точнее, знакомая… точнее, ммм… ну, не важно! И всё, нет её!

– Умерла?

– Ну, можно и так сказать, – вздохнула мать. И спросила с подозрением: – А ты чего вообще к ней прицепилась?

Татьяна замерла. Рассказать ей?.. Нет, мать и без того к ней вечно придирается, а если узнает о приступах, тут же запишет в сумасшедшие: безоговорочно и прочно. А Таня всё же надеялась, что когда-нибудь, каким-то чудом, они найдут с матерью общий язык. Пусть сейчас у них непростой период, но всё-таки… Когда-нибудь…

– Ладно, некогда мне… – Елена Степановна поднялась с кресла. – Пойдём, я за тобой дверь закрою.

Татьяна молча вышла в прихожую, принялась обуваться. Мать стояла над ней, ждала. И вдруг спросила:

– Как здоровье у тебя?

– Нормально, – буркнула Таня.

– А с мужем что?

– Разводимся.

– Понятно, – пробормотала мать. И сказала – уже громче. – Рада, что у тебя все налаживается. И ты… Извини меня, за то, что не сдержалась тогда, в палате.

Таня потрясенно выдохнула. Мать не извинялась раньше. Никогда. Демидова выпрямилась, взглянув ей в глаза. Но та отвела взгляд, и сказала, открывая дверь:

– Ты хоть звони, не пропадай.