Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Украинский писатель Василь Стефаник родился и вырос во второй половине XIX века. В австрийской Галиции существовали украинские начальные школы, но украинская гимназия была всего одна – во Львове, поэтому большинству желающих продолжать образование предстояло поступить в польскую гимназию. В одной из таких гимназий в городе Коломые и начал учиться Стефаник, сын богатого украинского крестьянина. Преподавали – поляки, большинство гимназистов составляли тоже поляки. И учителя, и ученики просто глумились над немногочисленными крестьянскими детьми, которых заботливые родители отдали обучать наукам, совсем не полагавшимся для «хлопов». Однажды учитель прямо сказал Василю: «Ступай, хам, свиней пасти!» Класс, разумеется, хохотал[823]. Другой учитель как-то поднял указкой подол крестьянской рубашки Василя, показав всему классу голую поясницу «хлопа», который даже одеться толком не умеет. И снова ученики хохотали над украинским мальчиком[824].

Не удивительно, что украинцы по обе стороны границы ненавидели поляков и радовались их военным и политическим неудачам. Так было и после поражения Костюшко в 1794-м, и в 1831-м, и в 1863-м.

Котляревский, описывая пекло в своей «Энеиде», нашел там местечко и для панов. Об их грехах рассказано кратко и точно.

Панів за те там мордували.
І жарили зо всіх боків,
Що людям льготи не давали.
І ставили їх за скотів.

Панов за то и мордовали,

И припекали в свой черед,
Что людям льготы не давали,
На них смотрели, как на скот.

Панами, конечно, могли быть и русские, и малороссияне, ведь поэт жил в Российской империи, на Полтавщине. Но польские землевладельцы господствовали на всем правобережье Днепра (не считая земель Новороссии), они пановали и в австрийской Галиции, а на Левобережье память о панах-поляках держалась еще долго – благодаря переселенцам с правобережья Днепра и народным песням, что передавали из уст в уста. Речь не только о народных думах, но даже о легкомысленных женских песенках вроде этой:

Не тупай, не тупай, ляшку, ногою:
Не ляжу, не ляжу, спати зъ тобою,
А хоть и ляжу, – не поцiлую,
До свого серденька не примилую…[825]

Поляк в кунтуше и конфедератке был комическим персонажем украинского вертепа. Он танцует краковяк со своей женой, хвастается перед нею, но убегает, едва заслышав песню запорожца:

Та не буде лучше,
Та не буде крашче,
Якъ у нас, на Украинi!
Що немае жида,
Що немае ляха[826]

.

Самые бедные, беспоместные шляхтичи, чье материальное и социальное положение уже не отличалось от положения селян или дворовых людей, сохраняли польский гонор. Пан Погорельский, нищий столетний старик из Гарного Луга, вспоминал, как хорошо было раньше, при крепостном праве: «…была еще настоящая шляхта… Хлопов держали в страхе… Чуть что… А! сохрани боже! Били, секли, мордовали!.. <…> даже бывало жалко, потому что не по-христиански…» Стариковские жалобы заканчивались, как и полагается, обличением нынешнего времени, когда мужики уже сами принялись бить родовитых шляхтичей: «Да что тут говорить: последние времена!»[827]

Презрение к «хлопам» распространялось и на украинское казачество, даже в те времена, когда козацкие и польские рыцари сражались под знаменами Речи Посполитой. Польский жолнер, «не признавая в самом почетном и заслуженном козаке шляхетского достоинства, которым сам он гордился, упорно стоял на том, что всякий козак есть хлоп…»[828] – писал польский историк и писатель Михал Грабовский. Но тем страшнее были восстания, когда посполитые и козаки вместе шли убивать своих угнетателей.

Первые восстания (сначала козацкие, потом уже всенародные) начались уже в конце XVI века, а в 1648 году Богдан Хмельницкий поднял восстание, превратившееся в настоящую революцию. Блестящие военные успехи вскружили голову. После победы при Пилявцах народ требовал от Хмельницкого похода на Польшу. Причем похода даже не завоевательного – истребительного: «Пане Хмельницкий, веди на ляхив, кинчай ляхив!»[829]