Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Для Погорельского Малороссия – романтическая декорация. Для русских писателей эпохи романтизма любимой декорацией был, конечно, Кавказ, где развивались события «Кавказского пленника», «Мцыри», повестей Бестужева-Марлинского. Изредка заменить экзотику Кавказа могла и Великороссия, но только древняя, желательно – допетровского времени, как в любимом читателями романе Загоскина «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году». Но и современная Малороссия была страной достаточно экзотической. Русский герой попадает в нерусский мир: «Ты думаешь, верно, любезная Маша, что мужики здесь такие, как кучера в Петербурге или, может быть, как чухонцы, которые там продают масло? Совсем нет! На них длинные белые кафтаны (очевидно, свитки. – С. Б.) и такие же шапки… шляп я здесь вовсе не видала, а голова у них, ma chere, совсем обрита, только наверху оставлен хохол»[1268].

Здесь всё удивительно, здесь живут иначе, чем в Петербурге и вообще в Великороссии. Здесь необыкновенно много едят, даже благородные девушки не носят корсетов, они «толсты и краснощеки»: «Во всем монастыре у нас нет ни одной такой толстой, краснощекой…»

Внук гетмана, правнук украинского козака, Алексей Перовский был русским аристократом. Он вырос в Москве и в малороссийском Почепе. Воспитывала его женщина, о которой известно так мало, что мы даже точно не знаем ее имени: в одних источниках она Прасковья, в других Пелагея: «очень простая», но «одаренная живым благочестием», «добрый гений всей семьи»[1269]. Мария Соболевская и Пелагея/Прасковья не были ни малороссиянками, ни полячками. Значит, с детства Алексей Перовский воспитывался русскими людьми. Годы, проведенные в малороссийском имении, никак не способствовали его украинизации. Разумовских и Перовских окружали русские лакеи, повара-французы, иностранные гувернеры и учителя. Живого общения с украинским крестьянским миром было слишком мало, чтобы этот мир мог повлиять на становление национальной идентичности.

Мальчик Алеша, герой самого известного сочинения Антония Погорельского, волшебной сказки «Черная курица, или Подземные жители», списан с любимого племянника, Алеши Толстого. Алексей Константинович провел детство в малороссийских имениях матери (в Блистове) и дяди (в Погорельцах, Красном Роге).

Ты знаешь край, где всё обильем дышит,
Где реки льются чище серебра,
Где ветерок степной ковыль колышет,
В вишневых рощах тонут хутора…[1270]

«Красный Рог – Москвы порог», – говорила местная пословица. С 1618 до восстания Хмельницкого к востоку от Красного Рога проходила граница Русского царства и Речи Посполитой, а позднее – граница автономной Гетманщины. Во время восстаний с Украины в Россию бежали посполитые и козаки, в спокойные времена крестьяне-великороссы снимались со своих мест и уходили в земли Гетманщины, еще не знавшие настоящего крепостничества. Во времена А. К. Толстого окрестности Красного Рога и Почепа были уже не политическим, а этнографическим русско-украинским пограничьем, что отразилось даже в топонимике. Неподалеку от Красного Рог стояли деревни с характерными названиями: Москали, Белые Хохлы, Черные Хохлы и т.д.[1271]

Кобзари пели свои думы и песни. Крестьянские девки, «Гапки, Оксаны, Ганны», ходили на вечерницы. Мужики брили бороды и головы, оставляя только длинные чубы на козацкий манер. Да и сам Алеша, случалось, называл себя «козаком»[1272].

И все-таки дистанция между молодым барином и его крестьянами была слишком велика. К тому же восьмилетнего Алешу увезли сначала в Москву, а затем в Петербург, где он вместе с юными Иосифом Виельгорским, Александрами Паткулем, Адлербергом, Барятинским станет товарищем по играм для наследника престола, будущего государя Александра II. Позднее Алеша увидит германский Веймар, будет сидеть на коленях у Гёте, много месяцев проведет в Италии.

Толстой вернется в Малороссию, будет часто бывать и в Погорельцах, и в своем любимом Красном Роге. Однако Украина останется для него страной почти столь же романтической, прекрасной и нереальной, как средневековая Британия. Не зря он сравнивал дебри, окружавшие тогда Красный Рог, с Шервудским лесом[1273]. В его стихах встречаются Сагайдачный и Палей, но это всего лишь романтические образы вроде Робин Гуда.

…край, где Сейм печально воды
Меж берегов осиротелых льет,
Над ним дворца разрушенные своды,
Густой травой давно заросший вход,
Над дверью щит с гетманской булавою?..[1274]