Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

Дело здесь не в одном лишь «имперском» сознании Белинского, ведь о других народах Белинский писал вещи и похуже. Миллионы китайцев, по его мнению, «столько же принадлежат к человечеству, сколько и мильоны рогатых голов их многочисленных стад».

Впрочем, в первой половине XIX века идея о народах «исторических» и «не исторических» как будто подтверждалась. Япония и Китай отгородились от мира и словно застыли, почти не меняясь десятилетиями. Европейцам тогда казалось, что и веками. Поколения китайцев погибали от опиума, Япония последних десятилетий сёгуната Токугава застыла в Позднем Средневековье. На Балканах, в Анатолии и Леванте заживо разлагалась империя Османов. Что там Белинский, когда немецкий философ, при жизни признанный великим, не умел провидеть будущего, а настоящее вроде бы не оставляло сомнений: «…ислам уже давно сошел со всемирно-исторической арены и вновь возвратился к восточному покою»[1463]. До появления «Молодой Италии» Мадзини и подвигов Гарибальди были серьезные сомнения даже в историчности итальянцев. Не исполнили ли и они свою историческую миссию? Судьбами мира управляли несколько европейских стран. За ними, как казалось, были настоящее и будущее человечества. «Европа есть, безусловно, конец всемирной истории», – утверждал Гегель в своих «Лекциях по философии истории»[1464].

Паровые и электрические машины привозили из Манчестера, модели модных платьев – из Парижа, научные статьи печатались преимущественно на немецком, дипломаты говорили и переписывались друг с другом на французском. В руках европейцев были наука и технический прогресс, армии европейских государств легко громили многочисленные, но плохо вооруженные и слабо дисциплинированные войска китайских, индийских, африканских и даже персидских и турецких владык. Петр Котляревский с 2 000 солдат и казаков обращал в бегство 30-тысячную персидскую армию Аббас-мирзы. Роберт Клайв с 3 000 разбил наваба Бенгалии, располагавшего при Плесси войском в 50 000.

Что ждало народы, не имевшие государственности или государственность утратившие? К ним ведь относились и малороссияне. Алексей Иванович Мартос, русский офицер малороссийского происхождения, старался уверить самого себя в неизбежности происходящего. Малороссия теперь разделена на обычные российские губернии, но «это общий удел государств и республик, стоит только заглянуть в политическую историю наций»[1465]. И сам он как будто служил доказательством этих слов. Мартос восхищался Мазепой, но писал по-русски и в своих воспоминаниях, опубликованных «Русским архивом», рассказывал больше о победах русского оружия.

Русский журналист А. Милюков был категоричен: «…украинцы, говоря о возможности развития своего наречия, спрашивают: неужели одному русскому языку принадлежит у нас монополия быть проводником образованности и органом науки? Да, без сомнения теперь общерусскому языку принадлежит эта монополия во всей русской земле»[1466].

Русским славянофилам было жаль самобытной украинской культуры, поэтому они помогали собирать украинский фольклор и даже печатали сочинения по малороссийской истории, филологии, этнографии в своих изданиях. Западники относились к историко-культурному наследству Гетманщины и Запорожья без пиетета, а в современном мире не видели места ни для украинского языка, ни для украинского народа. Сенковский в своей рецензии на «Кобзаря», даже признавая бесспорный талант автора, назвал язык Шевченко помесью «слов хохлатых и бородатых, бритых и небритых, южных и северных»[1467]. Но Осип Иванович оставался спокоен, почти равнодушен, а Белинский пришел в ярость. Одним из первых он увидел неожиданное, не предусмотренное гегелевской философией возрождение украинской национальной культуры. Появление литературы на украинском языке совершено не вписывалось в привычную картину мира. Непослушные хохлы стояли на пути самого Мирового Духа. Абсолютная Идея как будто запнулась о них. Они были непонятным и ненужным исключением из мирового закона, который казался верным, доказанным, непогрешимым.

Казался непогрешимым не одному Белинскому. Николай Полевой знал, что малороссияне – самобытный народ, однако и он был убежден, что история их подходит к концу. Он высоко ценил Котляревского, но все-таки считал, что нет смысла писать на малороссийском наречии. Просвещенные малороссияне уже почти не отличаются от русских, так зачем же им создавать какую-то свою, отдельную литературу, когда уже есть литература русская. Поэтому современная малороссийская словесность – это такая литературная забава, не более[1468].

21 июня 1863 года в газете «Московские ведомости» появляется статья Михаила Никифоровича Каткова «Совпадение интересов украинофилов с польскими интересами». Начинается она такими словами: «Интрига, везде интрига, коварная иезуитская интрига, иезуитская и по своему происхождению, и по своему характеру»[1469].