Тень Мазепы. Украинская нация в эпоху Гоголя

У Глухове, у городе стрельнули з гарматы;
Не по одном казаченьку заплакала маты!
То вона от сна прочинала,
На базар выхожала
…………………….
Старого козака и младого о своем сыне пытала
Первая сотня и другая наступае, вдова сына не видае.

В другом фрагменте знатоки украинского фольклора легко найдут знакомые строки из думы об Ивасе Коновченко, которая вошла в сборники украинских песен и дум, собранных князем Цертелевым, Максимовичем и Лукашевичем. Все эти сборники были в распоряжении Гоголя, работавшего над второй редакцией «Бульбы». Сам Николай Васильевич, как известно, тоже собирал песни и думы и предпочитал их скучным сочинениям историков.

Вот «Тарас Бульба»: «Эй вы, пивники, броварники, полно вам пиво варить, да валяться по запечьям, да кормить своим жирным телом мух!»[1621]

А вот строки из думы об Ивасе Коновченко:

Вы грубники, вы лазники,
Вы броварники, вы винники,
Годе вам у винницах горелок курити,
По броварнях пив варити,
По лазнях лазень топити,
По грубам валятися, –
Товстым видом мух годовати…[1622]

При этом в знаменитых гоголевских описаниях природы господствует собственно русский язык, а не русский перевод с малороссийского. Русский преобладает и там, где Гоголь пишет о предметах, выходящих за пределы малороссийской жизни, поэтому в «Ревизоре» и «Мертвых душах» «речь ведется и действующими лицами, и автором преимущественно по-русски»[1623]. И, разумеется, безраздельно господствует русский язык там, где писатель начинает рассуждать о философских материях, об общественном устройстве, о посте и молитве. Поэтому самой русской (и при этом самой неудачной) книгой Гоголя стали «Выбранные места из переписки с друзьями».

А вот когда Гоголь описывает малороссийскую жизнь, то он «весь превращается сам в малоросса, вот-вот участвующего в качестве действующего лица»[1624]. Ближе всего русский язык повестей Гоголя к украинскому там, где автор передает чувства: грусть, веселье, любовь. «Как только Гоголь рисует настроение, он прибегает к родной речи, каково бы ни было это настроение, добродушное ли, суровое ли, раздраженное…»[1625]

Впрочем, не нужно быть филологом, чтобы заметить: по-настоящему любят – только в «малороссийских» сочинениях Гоголя. В сочинениях «великороссийских» это чувство если и возникает, то принимает формы самые извращенные, как любовь Акакия Акакиевича к своей шинели. Оксана и Вакула, Левко и Ганна, Афанасий Иванович и Пульхерия Ивановна – все они остались там, в любимой «гетьманщине». А какая любовь может быть «в стране снегов, в стране финнов»? Влечение поручика Пирогова к молодой немке, а художника Пискарева к проститутке, внушенное самим демоном Невского проспекта. Вот какая любовь возможна «в стране финнов»! Сгинь! Сгинь! Даже преступная страсть Андрия к полячке, обернувшаяся бедой для целого запорожского войска, все-таки и выглядит естественней, и вызывает у читателя больше сочувствия.

Разумеется, обращает внимание Мандельштам и на многочисленные выпады против «москалей» или «кацапов», рассыпанные по тексту «Вечеров на хуторе близ Диканьки».

Еще задолго до Мандельштама читатели Гоголя, и друзья его, и враги, обратили внимание на особенности его языка. Этот язык великолепен, но ведь сам Пушкин в хвалебной рецензии на второе издание «Вечеров на хуторе близ Диканьки» замечал: «Мы так были благодарны молодому автору, что охотно простили ему неровность и неправильность его слога, бессвязность и неправдоподобие некоторых рассказов»[1626]. Не станем спорить о правдоподобии. Недаром же автор «Носа» позднее заметит: «Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, – редко, но бывают». Но как же быть с «неправильностью слога»?

Сенковский писал о первой редакции «Тараса Бульбы»: «Чтобы усовершенствовать эту прекрасную повесть, стоило только исправить в ней русский язык…»[1627] А Булгарин как-то злобно бросил: «Гоголь весьма плохо знал язык Великороссийский»[1628]. Не Булгарину судить Гоголя, его неприязнь к великому писателю известна. (А. Ф. Писемский даже назвал отзывы Булгарина о Гоголе «памятником ненависти»[1629].) Но упреки появились будто не на пустом месте. Много лет спустя Бунин, Гоголя не любивший, тоже упрекнет его за одну из фраз первой главы «Мертвых душ»: «…два русских мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сделали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к экипажу, чем к сидевшему в нем»[1630]. «А каких же мужиков рассчитывал встретить там Гоголь, неужели португальских?» – съязвил Бунин.