Тень на обороте

Полночь! Каждый удар невидимого хронометра отдавался легким сотрясением воздуха, словно по замку прокатывалась волна, ощутимая только живыми, потому что даже вино в чашках не покачнулось.

И с последним отзвуком раздался ликующий, беззвучный, однако пронимающий до самой последней жилки, вопль освободившихся кровников. Хаотичная многоголосица сплелась в единую, мутящую сознание Песнь, которая, к счастью, так же стремительно растаяла в ночи. Кровники вышли на прогулку.

— Проклятье! — Гергор, щелкнул пальцами и мучительно содрогнулся, изгоняя из себя хмель. Затем взглянул на меня трезво и сердито.

И серые человеческие глаза вдруг стали желтыми, лисьими, и сразу же перетекли в круглые, чаячьи, а затем зрачок расползся вертикально… Когда в глазницах мага завращались мутные, слепо-пристальные, паучьи гляделки я, не выдержал, и отвернулся.

Не люблю высшую магию. За прямолинейность.

Лучше рассматривать сводчатый потолок, теряющийся во мраке, балки с друзами окаменевшего лука и чеснока, связки кукурузных початков, веники загадочных трав.

— Нет никого, — с облегчением констатировал Гергор после длинной паузы. Левый глаз его все еще заливала глянцевая чернота, и можно было даже издали разобрать перевернутое отражения слякотной дороги и издерганного непогодой леса. — Похоже, у них хватило благоразумия повернуть восвояси.

— Занятно вы это делаете, — пробормотал я. — Зверюшками пользуетесь?

— Да всем, кто попадется.

— А Оборотней ругают за бесцеремонность, — я вспомнил парящих далеко вверху кривоклювов. Или любопытного краба на побережье…

Гергор странно шевельнул изуродованной щекой и машинально прижал ее ладонью. Свободной рукой повел по дубовой столешнице, выскобленной до оттенка, не позволяющего отличить следы разлитой подливы от потеков крови или пятен ядов.

— Оборотни перекраивали суть живого под себя. Мы всего лишь одалживаем ненадолго.

— Чтобы шпионить за Оборотнем? Увлекательное занятие, подглядывать, верно? — хотелось сыронизировать, а получилось как-то подавленно.

— Смотря за кем. За тобой, например, не особенно.

— Это почему? — от неожиданности уязвлено осведомился я.

— Потому что ведешь себя предсказуемо. Особенно с тех пор, как уехала эта островная девица, — с нарочитой резкостью ответил все еще мрачный Гергор. Он хотел меня задеть и ему это удалось. Я внутренне вздрогнул от второго укола и констатировал желчно:

— Высоко сидим, далеко глядим…

— Разумная предосторожность. Вы могли наплодить неучтенных Оборотней. — устало возразил Гергор. — К тому же, за тобой глядят другие, — и он вскользь ткнул пальцем в сторону невидимого шара, запертого в крошечной комнате над холлом замка. — Мое дело за территорией присматривать.

— Много насмотрели?

— Достаточно, чтобы понять, что ничего в тебе не понимаю. Я прожил в Черноскале не один день бок о бок с тобой, но до сих пор не могу разобрать, что ты такое.

— Звучит интригующе, — заметил я. — Рекомендую, как начало будущих мемуаров.

— Избито, — усмехнулся Гергор, но с заявленной темы не свернул. — Вот не далее, как сегодня, на маленьком островке под названием Поганый я лицезрел весьма примечательный эпизод незапланированной встречи, в результате которой одна из сторон обратилась в паническое бегство в весьма смятенных чувствах.

— Совершенно рядовой эпизод, — вежливо заметил я. — Каждый день кто-нибудь с кем-нибудь встречается, и очень часто во время расставания одна из сторон бежит в смятенных чувствах. Вот, скажем, встретили вы в темном переулке грабителя или на лугу — бодливую козу…

— Грабитель заберет наличность, а бодливая коза, возможно, вырвет клок из штанов, но они не в силах изъять из головы даже память о нашей встрече.

— Ну, так даже гуманнее, верно? Вы не станете переживать о том, чего не помните?

— Ты мог убить их, но отпустил. Позволил даже взять лодку, а сам отправился вплавь. Почему?

Я неопределенно повел плечами.

— До сих пор сожалею об утраченной возможности.

Но Гергора так просто с толку не собьешь:

— Я знаю, ты навещаешь деревню на побережье, чтобы ставить знаки защиты от кровников. Зачем? Беспокоит судьба этих людей? Может, детей?

— Дети — забавные существа, — я не стал отпираться. — Мне кажется, мы могли бы с ними поладить. Они не испытывают страха по отношению ко мне. Во всяком случае, страха смешанного с корыстью, как их родители.

— Тогда рекомендую тебе поладить с нашим сегодняшним гостем.

— С этим насморочным? — я невольно хмыкнул, вспоминая вечернего визитера.

— Это я рекомендовал Ковену сменить посыльных. Даже мне надоело, что присылают или надменных праведных снобов, или безнадежных трусов, которые только и ждут провокации. Это, в конце концов, раздражает любого. Как я заметил, тебя особенно. Вот я и позаботился…

— Весьма признателен. Но, по-моему, он чего-то все же боится.

— Летать и плавать. И быстро ездить. У него страшенная морская болезнь и аллергия практически на все вокруг. Так что ему забот с собственным насморком хватает. Конкуренции с сенной лихорадкой даже тебе не выдержать.

Я изобразил вежливую улыбку.