Тень на Солнце

- Врут, сволочи! - рявкнул Мурман. - Врут и не краснеют. Почему они не говорят, что вне района Вереска, который они называют Овсана, этнических овсянников живет в два раза больше, чем в самой Овсане? А? Почему их никто не трогает? Почему в частных разговорах они признают: на кладбище Вереска нет ни одной могилы овсянника, которой было бы больше ста лет! А почему? Потому что солнечники в Вереске жили испокон веков, это наша земля, Зезва, наша, понимаешь! Лгуны они и бараны, мозги которых одурманены элигерской пропагандой... Ладно, ну их в баню, этих овсянников. Пока тут хрупкий, но мир. Смотрим на запад. Итак, душевники. Еще один народ, считающий, что мы, солнечники, их завоевали. Как ты знаешь, Душевное тевадство является автономией с расширенными правами, и во многих сферах власть нашей королевы там лишь номинальная. У душевников своя милиция и военизированные отряды. На всех ключевых должностях - душевники. А солнечник, как правило - его помощник. Их язык признан специальным указом Ламиры, как язык, использующийся в судах и всех государственных учреждениях...

- Светлейший, - Зезва наморщил лоб, - сколько процентов от населения тевадства составляют душевники?

- Двадцать процентов, сынок.

- А наши? Сорок, если мне память не изменяет?

- Сорок пять. Остальные - кивы, рмены, станы, элигерцы...

- И эти двадцать процентов населения тевадства требуют независимости от Мзума?

- Именно! Каково, а?

- Гм, - Зезва задумчиво изучал карту. - Нелюди?

- Имеются, - закивал Мурман. - Вот тут и тут несколько селений джуджей, а в лесах пара кланов ткаесхелхов.

- Немного... Чью сторону они держат, светлейший? Нашу или душевников?

- Уф, дуб их разберет, клянусь бородой дедушки! Джуджам, по-моему, вообще наплевать и на нас и на солнечников и на Элигершдад. Ткаесхелхи-другие фрукты, они всех нас недолюбливают. На каждом углу рассказывают свои легенды, едрит ихню душу.

- Легенда, - покачал головой Ныряльщик, - что придет время: явится Царь-Ткаесхелх, чтобы снова возвысить их расу?

- Ну да, сказки для малышни, клянусь листьями дуба! Ты вот что, - Мурман сделал глоток пива, - там не только люди да нелюди... Чудов тоже хватает, между прочим.

- Да? - усмехнулся Зезва. - Надо послать туда Вааджа, как спеца по страховидлам.

- Помолчи, парень. Дэвов полно там, особенно горных. В лесах тьма тьмущая очокочей и крюковиков. Вешапа видели, хотя, может, и врут. Болотники тож. Говорят, даже мхецы есть.

Зезва вздрогнул.

- Я встречался с одним недавно.

- Знаю, сынок, знаю...

Зезва привстал в стременах и, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, всмотрелся вдаль. Хотя стояла полуденная жара, птицы пели, не переставая, деловито носились взад и вперед упитанные шмели и шершни. На небе не было ни облачка, и лишь слабый, но приятный ветерок немного сводил на нет изнуряющий летний зной.

- Показалось, - пробормотал он и потянулся к бутыли с убиковским вином. - Ах, вкусная, зараза!

Донесся крик. Зезва прищурился, рука сжала рукоять меча, подаренного ему Вааджем.

- Не показалось, - пробормотал он. - Ха-йя, Толстик, ха-йя-я!! Помни про салями!!!

- Отправишься в столицу, - сказал Мурман. - Немедленно. С посланием к царице.

- В Мзум? - возмутился Зезва. - А отдых? Пошли другого, светлейший.

Мурман несколько секунд сверлил Ныряльщика взглядом. Вздохнул. Громко выпил полкружки пива. Затем взорвался.

- Да едрит твою налево душу проститутку мать! Лентяй несчастный!! Я, обливаясь потом, тружусь на благо государства, а ты, едрит твою направо, отлыниваешь?! О, разложение, о, порок, о, измена!!

Зезва молча ждал, пока тевад успокоится. Ждать пришлось недолго.

- Аристофан, - жалобно позвал Мурман вскоре.

- Светлейший?

- Налей еще пива этому вредителю, чтобы у него бабы год не было!

Зезва ждал, улыбаясь.

- Отдыхай, - буркнул, наконец, Мурман. - Поедешь утром.

- Я благодарен светлейшему и приложу все усилия, чтобы...

- Заткнись. Пей давай. И расскажи про мхеца.

Тракт резко завернул вправо, и летевший как стрела Толстик выскочил прямо на живописную сцену, что разворачивалась посреди тракта.

Толстый монах в рясе, выдававшей его принадлежность к Храму Дейлы, широко расставив ноги, орудовал огромной дубиной, крутя ее над головой с хорошо различимым свистом. Обширный тыл святого отца прикрывала телега и две маленькие лошадки невозмутимого вида. Под телегой кто-то прятался, но различить, кто там и сколько их было трудно, и внимание Зезвы переключилось на атакующих.

Их было пятеро. Люди. Причем самого разбойничьего вида, увешанные оружием с головы до ног. Они по очереди наскакивали на оборонявшего телегу монаха, но каждый раз с громкими воплями отскакивали, а святой отец разражался торжествующими криками.

- Ага, получил, сын греха? Да покарает Светлоокая Дейла тебя и всех твоих родичей! Шоб у тебя зад отсох, а причиндал отвалился! Получай, получай, получай!!

- Толстик, - сказал Зезва, вытаскивая меч, - мы давно не совершали подвиг, приятель.