Тень полония

– Что ты хочешь от меня услышать? Что цель оправдывает средства? Так ведь не всякая цель – и не всякие средства. – Даже на сытый желудок Виноградов не слишком любил разговоры подобного рода.

– Не очень оригинально, да? Проблема выбора – или закон, или справедливость… – Литовченко в очередной раз обернулся к бару. – Я тебе все-таки тоже возьму. Не хочешь – не пей, но пусть стоит!

Вернувшись за столик, он продолжил:

– Тут ведь вот еще какое дело – понравилось мне, если честно…

– Что понравилось? – не сразу понял Виноградов.

– Понравилось, что козлы из больших московских кабинетов, вроде нашего Генерала, остались дерьмо хлебать… Значит, подумал я, все эти крысы канцелярские, все эти бездельники и хапуги только считают себя хозяевами жизни?

– И тогда ты решил сделать ставку на Олигарха?

В голосе Виноградова не было ни иронии, ни издевки. И сидящий напротив человек это сразу почувствовал:

– Ну, да, в общем… можно и так сказать. Будешь?

– Ладно, давай. – Владимир Александрович поднял рюмку. – Как теперь говорится, четвертый тост: чтобы за нас никогда не пили третий!

– Здорово сказано! Я не слышал…

На этот раз чокнулись. Виноградов опрокинул в рот теплую водку и секунду посидел с закрытыми глазами. Потом спросил:

– Чем ты здесь теперь занимаешься?

– С тобой пьянствую.

Это граничило с хамством, но Виноградов даже не успел подготовить достойный ответ – Алексей Литовченко отставил рюмку и, придвинувшись близко-близко, спросил:

– Ты счастлив, Володя? Только честно?

– В каком смысле?

– У тебя завидное положение? Друзья? Жена, дети?

– Ты еще про зарплату спроси… и про машину с дачей! – Виноградов даже не сообразил, как следует реагировать.

– Хорошо. Считай, что спросил.

Владимир Александрович почему-то не обиделся:

– Ну, мне вообще-то уже сорок пять… Было время понять, что счастье не в том, чтобы иметь все. А в том, чтобы хватало того, что имеешь.

– Это не ново, – отодвинулся Литовченко. – Нечто подобное я уже много раз слышал или читал…

– Пожалуй! В русском языке всего несколько букв и довольно ограниченный запас слов… Многие до меня переставляли их, как хотели – и запас неиспользованных комбинаций со временем истощился.

– Не злись, Володя. Я понял. Знаешь, поколение наше – это поколение системы. Мы все жили в ней: офицеры, пионеры, члены Союза писателей… Кто бы ты ни был – ты в первую очередь всего лишь составная часть чего-то целого и огромного.

– Сейчас другое время. Нет?

– Ерунда! – Литовченко махнул рукой и едва не задел что-то на столе. – Все на самом деле осталось по-прежнему. Государство, организованная преступность, церковь… Все это, в сущности, однородные системы – отличия только в деталях.

– Это ты, пожалуй, загнул! – Беседа уходила куда-то в область высоких материй.

– Система слаба, – неожиданно твердо и трезво отчеканил Литовченко. – Любая система слаба и уязвима. Ее очень легко вывести из равновесия.

– И ты именно этим теперь занимаешься…

– Нет. Я просто-напросто обеспечиваю себе достойную старость.

Один сибиряк написал про волков, что – да, они опасны. Храбрые, сильные, злые… Но в генах каждого серого хищника таится древний, родовой страх перед человеком – странно пахнущим существом с непонятными обитателю леса повадками и множеством грохочущих смертоносных приспособлений.

А вот собаки – собаки намного опаснее! Не те цепные псы, конечно, что верно служат за миску похлебки и теплую конуру, а другие, сорвавшиеся с цепи – то ли от голода, то ли от сытости, то ли от вечной тоски по свободе…

Волки их ненавидят и рвут, раздирают в кровавые клочья.

Однако случается, что собака-отступник выживает в волчьей стае – если только клыки ее остры, а когти не знают пощады. И тогда рано или поздно такой пес становится вожаком… Гончие, натасканные на природную дичь, дипломированные сторожевые псы, – эти «друзья человека» великолепно знают повадки своих бывших повелителей, все их слабости и недостатки.

Собаки понимают, чего следует по-настоящему опасаться, – и привычной оградой из красных флажков их не испугаешь… Знания, полученные от недавнего хозяина, обращаются теперь против него.

– Заказать еще чего-нибудь? Кофе, чай?

– Нет, спасибо, Алексей. Я сколько-то должен? – Виноградов показал на стол и на внутренний карман куртки, где обычно хранится бумажник.

– Обижаешь… А ведь ты, Володя, такой же, как я.

– А кто говорит, что лучше?

– Не в том дело! Лучше, хуже… Просто – такой же.

Очевидно, это стоило расценивать как переход к деловой части беседы. Взаимное обнюхивание закончилось.

– Так что, давай о деле? Если хочешь, конечно.

– Не хочу… но – надо! – густо выдохнул собеседник Владимира Александровича.

Все-таки пили не минеральную воду…

– Скажи, Володя, как по-твоему: тридцать миллионов американских долларов – это много?

– Много, – честно признал Виноградов.

Есть величины относительные, а есть абсолютные… В его представлении подобная сумма при любом раскладе относилась ко второй категории.

– Верно! – Литовченко мечтательно прикрыл глаза. – К примеру, миллион долларов США без труда помещается в дипломат обычных размеров.