Тень полония

– Нет, ты знаешь – немцы все-таки хуже всего. Идешь, к примеру, свои девяносто, догоняешь его, выходишь на обгон, почти равняешься – а он, сволочь такая, специально жмет на газ до упора! Ну не свинство ли? Причем это поголовно все немецкие водители грузовиков. А водители легковушек – трусы… Подъезжаешь к выезду на автобан, и там идет машина. До нее далеко, и времени до черта, чтобы уйти с разгонной и ни фурам не мешать, ни себя не тормозить, но обычно легковушки просто перед самым съездом тупо тормозят…

– Надо же, – сочувственно покачал головой Виноградов.

– Вот пару дней назад, кстати, начался дождь – и у них сразу же включились знаки ограничения максимальной скорости до шестидесяти! Я понимаю, если бы это был снег и зима, но сейчас – это просто бред какой-то. По-моему, европейцы просто боятся ездить по дорогам в плохую погоду. Нет, конечно, я понимаю, безопасность – прежде всего, но если у тебя есть права, а тем более профессиональные, то ты должен же уметь ездить в дождь по ровной дороге хотя бы девяносто… иначе – сиди дома, верно?

– Понятное дело!

– Ладно – Германия, а тут, в Англии, вообще основная часть пробок возникает просто так, без причины. Скоро сам увидишь – перед Дувром будет по две полосы туда и обратно, но скорость движения тридцать километров в час, от силы. Почему? Да просто в двух километрах по прямой там есть съезд на другую дорогу и те, кому туда надо, притормаживают с разрешенных девяноста пяти до семидесяти, а то и еще ниже, задолго до этого. А чем ближе, тем еще медленнее…

– И это при их-то шикарных дорогах?

– Вот именно! Я про ремонт вообще молчу – знак ограничения до тридцати миль в час, а они за полкилометра вообще чуть ли не до нуля скорость сбрасывают, и тащатся, как беременные черепахи…

С иностранцев как-то незаметно перешли к женщинам.

– Да бабы – они ведь все одинаковые! Независимо от возраста, пола, национальности…

– Вне зависимости от пола? – Виноградову показалось, что он ослышался.

– А ты как думал!

– Сильно сказано.

– Главное – верно…

Разумеется, после этого разговор двух соотечественников, не мог не зайти о политике: предстоящие весной выборы, переговоры с Белоруссией, Путин и, конечно, Чечня.

– Ты же помнишь, что они с нашими пленными делали?

– Помню, – кивнул Виноградов. – Никогда не забуду. Но я ведь не хуже этого помню, как наш геройский ОМОН вместе с внутренними войсками там по селам и по городам… зачищал. Особо, знаешь ли, не разбирались – мирные жители, дети, боевики: сначала гранату в дом кинут, а уже потом заходят паспортный режим проверять.

– А зачем было бунтовать? Чего же они после этого хотели-то?

– Да они, собственно, по большей части вообще ничего не хотели. Но, знаешь, какое дело… Если бы, скажем, у меня, простого чеченского работяги-колхозника, под федеральной бомбежкой, или от артобстрела, или еще от чего отец погиб, сестра, сын – знаешь, я бы тоже, наверное, автомат купил и в банду бы подался, к какому-нибудь отморозку Басаеву…

Поговорили еще минут десять, и собеседник согласился с Виноградовым:

– Нет, устраивать какой-нибудь очередной международный трибунал по Чечне конечно же не надо – это ты прав, я не спорю. Надо просто самим судить – и повесить, как военных преступников.

– Кого?

– В первую очередь Ельцина и Грачева.

– И еще, наверное, Козырева, – согласился Владимир Александрович.

По ряду причин он терпеть не мог бывшего министра иностранных дел.

– И Березовского, понятное дело!

– Да, много с кого следовало бы спросить за Чечню. И за кое-что другое – тоже следовало бы…

За окном кабины показался городок Фолкстон, от которого до знаменитого тоннеля, соединяющего Великобританию с материковой Европой, оставалось уже совсем близко.

* * *

Господи, пошли мне трудную жизнь и легкую смерть!

Считалось, что церемония похорон Алексея Литовченко носила сугубо частный характер – никто из многочисленных британских и иностранных журналистов, которые толпились перед входом на мусульманскую часть кладбища Хайгейт, внутрь его, за ворота допущен не был.

– Впереди у России – два года нестабильности, и никаких гарантий спокойного перехода власти по наследству нет. Нынешнее российское руководство по-настоящему испугалось падения своей популярности, и именно этим объясняются последние обвинения в мой адрес. Москва начинает тихую кампанию убеждения Запада, что убийства журналистки Анны Политковской и политического эмигранта Алексея Литовченко – это такой коварный заговор оппозиции, направленный на дискредитацию президента Путина. Так вот, я считаю необходимым сделать официальное заявление о том, что намерен использовать материалы досье, переданного мне покойным, в новых судебных исках и новых разоблачениях…

Олигарх сделал многозначительную паузу и продолжил:

– Я постоянно встречался с Литовченко и оказывал ему помощь в формировании досье из материалов, пока не ставших достоянием гласности. Часть этого досье, например, уже передана израильской прокуратуре – она касается в первую очередь махинаций, совершенных людьми из ближайшего окружения Путина при захвате и разрушении корпорации ЮКОС…