Тень правителей

— Я уже сказал в самом начале, что Александр Стальевич плохо себя чувствует. Что касается моих личных отношений с господином Х, то полностью полагаюсь на мнение правоохранительных органов.

— Как Павлик Морозов?! — овечка не удержалась от сарказма.

— Господа журналисты! Прошу соблюдать регламент, — Ксюха c распорядительского места принялась наводить порядок. — Один человек — один вопрос!

Было ли ему тогда скучно, в этой размеренной жизни в среднегабаритной квартире не в центре, но и не на окраине Москвы, на тихих интеллигентных запевках у костра на даче с обязательным утренним женским лукавством: «Ах, наши мужчины вчера перебрали…», но опохмелиться никто не предлагал? Сейчас он ответил бы не колеблясь: — Да. Было сытно, мирно и чинно. Но скучно.

А тогда? Жизнь катилась в строго определённое никуда: в пятьдесят профессор, в шестьдесят внуки, в семьдесят готовится к смерти. Он помнил совершенно чётко: думать ему не хотелось ни о чём.

Вопрос прозвучал как выстрел в упор. Его задал итальянец, почётный борец за права человека ещё со времен гонений на диссидентов:

— Арест господина Х следует расценивать как начало «охоты на ведьм»?

— Извините, господа! — Ксюха улыбнулась с хладнокровием змеи. — Время пресс-конференции закончилось. Вы можете оставить свои вопросы на официальном сайте администрации президента.

3

— Как вы относитесь к рекламе, mon сher ami?

Его научный руководитель Леонид Борисович, не знавший толком ни одного языка, любил щегольнуть иностранными словечками.

— Реклама — двигатель прогресса, — он усмехнулся. — И ещё опиум капиталистического общества.

— Опиум — это религия, — философически заметил Леонид Борисович. — И вообще, сейчас в моде антисоветизм. Ты слышал об указе про банки?

— Слышал краем уха. С трудом представляю банки в нашей советской действительности. Из сберкассы в воротилы бизнеса подадимся?

— Откуда столько пессимизма в здоровом двадцати трёхлетнем парне? — Леонид Борисович помешал ложечкой сахар в чашке. — Амigo! Счастливого капиталистического будущего нам не избежать. Надо просто оказаться в первых рядах.

Он уже позабыл об этом разговоре в институтской столовке, когда однажды вечером ему позвонил Леонид Борисович:

— comment etes-vous, citoyen baccalaureat? Семейная идиллия не осточертела?

Леонид Борисович к своим тридцати успел сменить трёх жен.

Он покосился на читавшую Набокова жену.

— Что-то срочное, Леонид Борисович?

— Более чем! — тот придал голосу таинственность. — Завтра в двенадцать жду тебя на выходе из метро Павелецкая. Встречаемся с чрезвычайно интересными людьми.

— Им нужны специалисты по общечеловеческим вопросам, — сказал Леонид Борисович, едва поздоровавшись. — То есть такие как мы.

Они стояли на площади Павелецкого вокзала, средь гвалта встречающих и провожающих, и посреди этого человеческого потока его научный руководитель отчаянно жестикулировал, захлебываясь словами: «Им нужны люди, способные нести всякую чушь, но приятную уху чиновника. Это одна сторона медали. Другая — они хотят покупать власть, подкупать народ, всех без разбору, белых и чёрных, красных и зелёных, праведников и чёрта в ступе, точнее, не покупать и не подкупать, с деньгами-то у них пока туго, а обещать молочные реки и кисейные берега. Сами они ребята косноязычные, технари все, главный у них вообще химик по образованию, но головы золотые. Настругали немного в кооперативе по комсомольской линии, теперь вот банк. Скажу со всем свойственным мне цинизмом: — Я в этих мерзавцев верю!»

«Ему не хватает бороды, — подумал он. — Седой, всклокоченной, истрепанной синайскими ветрами жидкой бородёнки пророка, сорок сороков ведущего свой народ невесть куда. Любопытно, что он думал, когда мучительно выколачивал свои каменные скрижали: „Какую истину ещё сморозить?“»

— Стоп! — сказал он себе. — Тормози, аспирант. Ты же не антисемит, ты же нормальный. Что ты знаешь о Моисее, дитя недослушанных лекций и наспех прочитанных книг?

Один создал миф, другие разукрасили его правдой и ложью, и вдохновенные идеологи бороздят океанские просторы на комфортабельных лайнерах, пока труженики моря устало латают свои дырявые судёнышки. Вечный исторический вопрос: верят ли создатели мифа в своё исчадие?

— Что ты молчишь? — сердито спросил Леонид Борисович.

— Простите, задумался о предтече мифа.

Леонид Борисович едва не воспарил над привокзальной площадью: — А ещё ноешь, что у нас не получится. Страна скончавшегося в муках социализма требует благовоний и телесных услад. Пойдёмте, caballero, в банк.

Банк был какой-то хлипкий. Впоследствии на месте этого здания Х построил небоскреб, на высоченном шпиле которого гордо реял флаг с надписью: хлебный склад № 12. Отец одного из ближайших сподвижников Х руководил центральным московским зерновым трестом, с его барского плеча юным капиталистам была выделена часть амбарного помещения. Пахло клейковиной, но народ шустро бегал по коридорам, разговаривая на птичьем банковском языке.