Тень правителей

Он отчасти подменял Леонида Борисовича на переговорах, но в основном был по художественной части. Писал зазывающие мульки, продумывал географию размещения рекламных щитов. Юльке он как-то показал макет: розовощекий красногвардеец в буденовке протягивал указующий перст: — А ты уже отнёс деньги в банк?

— Н-н-да! — сказала Юлька. — Сальвадор Дали переворачивается в гробу.

— Зато доходчиво, — ответил он. — Гегемону не надо лишний раз извилины напрягать. Твой Дали, между прочим, тоже не чурался китча.

Юлька бредила Дали. Откуда в этой среднестатистической московской девочке с филологическим уклоном было столько неподдельной страсти к живописи далёкого сумасшедшего испанца, он честно не понимал. Видимо, что-то из области фрейдистских комплексов, думал он, вечно дремлющая склонность к разврату. Хотя в постели вроде всё нормально, даже очень хорошо. Он полистал, как и все на первом курсе, «Толкование сновидений», решил, что блевотина и читать не стал, благо, Фрейд в программу не входил.

— Через две недели, — сказал он. — Сначала в Барселону, два дня валяемся на пляже. А потом — в Фигерас.

На утреннем совещании трилоквиума решили подлить масла в огонь.

— Завтра объявляем о завершении продажи акций, — сообщил Леонид Борисович. — Итак, очереди стоят на хлебный склад, а тут вообще дурдом начнётся.

— Брокеры подготовлены? — спросил Х.

— Да. Три посреднических конторы, — доложил он. — Им уже передано пятнадцать процентов акций банка. У всех контор один владелец.

— Кто таков? — спросил Х.

— Некто Михаил Фридман. Фарцовщик со стажем и спекулянт театральными билетами. Несколько раз ходил под уголовным делом, но выкрутился.

— Ну, с такой биографией и с такой фамилией он нас не подведёт, — Михаил Борисович протёр очки. — Леонид Борисович, лично контролируете, чтобы не перегибали палку на перепродажах. А то отлучу выкреста от церкви. В конечном счёте, мы все хотим жить в цивилизованной стране. — Х задумчиво посмотрел на присутствующих.

— Фридмана привести? — спросил Леонид Борисович.

— Не надо, — сказал Михаил Борисович. — В нашем раскладе я белый и пушистый. Кстати, как там дело с кандидатом на пост начальника службы безопасности банка?

— Я пообщался с несколькими кэгэбешниками. Генералы, конечно, но бараньё. Чуть печень не посадил. — Леонид Борисович потёр бок. — Обещают партийные деньги заводить.

— Ясно, — сказал Х. — Партийных денег нам не надо. Раз талдычат не про своё, значит, не при делах. Есть другие кандидатуры?

— У родителей моей жены дальний родственник служит в охране Мефодьича, — сказал он. — Полковник, из честных солдафонов, мечтает о большем. Как-то по пьяни жаловался, что у Мефодьича его не ценят.

— А вот это уже любопытно, — сказал Х. — Вообще, к окружению Мефодьича надо подбираться. Все эти союзные структуры во главе Горбачевым не жильцы, поверьте моему чутью. Приглашайте родственника в субботу ко мне на дачу.

Из Барселоны выехали, когда стемнело. Водитель такси, совсем не похожий на каталонца, белобрысый, с зачем-то выкрашенными красной охрой висками, всю дорогу молча жевал резинку. «Во как! — подумал он. — Испания — прибежище анархистов всех мастей. Это кто-то из приспешников Берии сказал. Наверное. Надо запомнить, вдруг пригодится».

Юлька спала на заднем сидении. Дома, в Нальчике, горы были величественные, грозные, но навсегда слились в его памяти в одно слово: шашлык. И ещё поход. Он вечно стирал ноги в этих походах в горы, то с родителями, то всем классом со школьным физкультурником во главе. Наверное, в этих лазаниях по горам он, в общем-то, книжный мальчик, так рано научился ругаться матом. Он вспомнил вылезшие на лоб глаза отца, обнаружившего в дневнике шестиклассника напротив двойки по геометрии чётко выведенное: «На хуй, на хуй! Кричали пьяные пионэры!» Отец, пожалуй, был единственным человеком, вполне разделявшим его непреклонное желание уехать после окончания школы в Москву. «Слишком он нервный и слишком тонкий, — сказал он матери, — чтобы среди кавказцев жить. Ему в Россию надо, а лучше ещё дальше». Мать посмотрела по сторонам: «Ты чего, отец?!» Они как раз выбирали дыню на базаре.

— Да ладно! — сказал отец. — Сейчас уже другие времена.

Машина остановилась на смотровой площадке.

— Сейчас, конечно, темно, — на плохом английском сказал водитель. — А днём шикарный вид на город. Вы завтра приезжайте, взгляните.

Он посмотрел на мерцающие внизу огоньки.

— Здесь высоко? — спросил он.

— Чуть больше двух километров, — сказал водитель. — Вполне достаточно, чтобы улететь на встречу с богом.

— Или с дьяволом, — сказал он.

— Вы верующий? — водитель попытался спрятать от ветра сигарету в ладони.

— Я гностик, — сказал он.

— Это печально, — сказал водитель. — А я атеист, — и выбросил сигарету в пропасть.

— Как достали эти китайцы. Или японцы. — Юлька устало плюхнулась на скамейку возле музея. — Бедные мои ноженьки. Дай кока-колу, а!

Всю экскурсию по дому Дали они никак не могли оторваться от группы азиатов, беспрестанно щёлкавших фотокамерами и восторженно цокавших на своем языке.