Тень предков

Его ожидание не прошло слишком долго. Доски палубы жалобно заскрипели, и по лестнице в трюм спустились несколько воинов. В руках они что-то несли или кого-то. Когда люк за ними захлопнулся, Святослав разглядел, кого они принесли. Это были Рихард и Аллина. Мужчина был весь избит и изранен. А Алина лежала обнаженной, и по ее бедрам текла кровь. Девушка была без сознания. Святослав выждал некоторое время, пока наверху все стихнет, и вылез из своего укрытия. Германец поднял на него свой взгляд и, кажется, попытался вспомнить, кто же он такой. На его лице появилась вымученная улыбка, вспомнил, гад.

– Боги смеются надо мной. Еще утром ты сидел на моем месте и ждал смерти, а теперь я, – устало произнес германец.

Святослав подошел ближе и присел напротив, на мешок с барахлом, чтобы не сидеть в воде.

– Да, судьба. Кто они, те, что на вас напали?

– Тебе повезло, это греки из Херсонеса. Капитан патрульного корабля знал капитана этого корыта и по флагу понял, что корабль захвачен. У них был условный сигнал, при подходе к Херсонесу капитан поднимал флаг с голубем, а мы не подняли.

– Что они сделали с Аллиной?

Как ни странно, Романову было очень жаль эту девушку. Было в ней что-то такое, что притягивало его. Да и мораль того времени, из которого он пришел, окончательно еще не выветрилась.

– А что могли сделать десяток изголодавшихся по бабам мужиков? Или ты не знаешь еще, что делают с бабами? – насмешливо, вопросом на вопрос ответил Рихард.

– Сочувствую, мне, правда, очень жаль, – Святослав отвернулся, не в силах смотреть на девчонку.

Германец тяжело вздохнул.

– А чего ее жалеть? По назначению девку использовали. Убытку никакого, может, и прибыток будет. Главное, что жива и руки-ноги целы. Коли в живых останется, может, и отомстит еще и род мой продолжит.

Святослав даже дар речи на мгновение потерял. И это говорит ее отец, после того, как его дочь на его глазах изнасиловали. В голове Романова это не укладывалось. Да он бы рвался и метался, зубами бы веревки грыз. Даже захотелось дать по роже бесчувственному германцу. А потом вдруг успокоился и понял, что они, эти люди, – другие. Для них жизнь одного человека вообще ничего не значит, есть только род. Вот если Аллина выживет и родит ребенка, значит, род Рихарда не прервется. И не привыкли они говорить и кричать понапрасну. Какой смысл биться в истерике, если изменить ничего не можешь. Смирись и прими свою судьбу или сражайся, если сможешь. А вот Святослав бы поступил как типичный представитель своего времени, бессмысленно истерил и рвал на себе волосы, как неуравновешенная девчонка.

– Несмотря на то что ты хотел убить меня, ты мне нравишься, германец, и я хочу предложить тебе сделку, – Святослав выждал паузу и продолжил: – Я могу попробовать договориться с капитаном корабля. Я предложу ему серебро в обмен на твою жизнь и жизнь Аллины. Что скажешь?

– Ее зовут не Аллина. Мать дала ей имя при рождении Аделина в честь моего рода. Она была из простолюдинов, а я – сын барона. Ее имя означает благородная. Что ты захочешь взамен?

– Совсем немного, твою верность. Ты будешь служить мне, принесешь мне вассальную клятву, барон.

Рихард усмехнулся и сплюнул кровь на настил.

– Я не рыцарь и уже не барон, да и ты не князь, чтобы я тебе присягал.

Святослав хрустнул костяшками пальцев, как будто хотел ударить германца.

– Тогда поклянешься Перуном, что будешь служить мне и защищать меня. Это же не противоречит ленному праву.

– Нет, не противоречит. Хорошо, я поклянусь Перуном, но Аделина не будет служить тебе, она уйдет.

– И что она будет делать одна? Пойдет в маркитантки? Хорошо же ты заботишься о дочери.

– У меня есть родня, я отправлю ее к ним. Она достойна лучшего, чем прислуживать в постели сопливому мальчонке-хазарину.

– Хорошо, мы договорились. Кстати, где та бумага, что вы у меня украли? Мне не получить мое серебро без нее.

Рихард кивнул на правый сапог, мол, там посмотри, что Святослав и сделал. Вексель был цел и невредим.

Святослав встал со своего импровизированного кресла, спрятал сверток меж мешков и подошел к люку. Люк был приоткрыт, греки совсем не опасались своих пленников, люк не закрыли и девчонку не связали. Очень беспечное отношение к службе. Пленнику ведь нечего терять, развяжет его девчонка, и покрошит германец перед смертью десяток христиан. Перуну это любо.

Святославу совсем не хотелось разговаривать с капитаном херсонского судна. Больше всего он хотел перерезать капитану глотку за то, что он и его люди сделали с Аделиной, но и бросить девчонку, просто сбежав, он не мог. Воспитание не позволяло.

Романов приподнял люк и заглянул в трюм. В нем было пусто, ни одного человека, а вот сверху доносились песни и смех.

Видимо, греки праздновали победу. И, правда, ирония судьбы, еще пару седмиц назад победу праздновали германцы.

Поднявшись на вторую палубу, Святослав остановился.