– Я с благодарностью принимаю твое предложение. Оказанное тобой почтение и доброта ко мне навсегда останутся в моем сердце. Надеюсь, я смогу отплатить тебе тем же. Разреши задать тебе еще один вопрос?
Дука, намеревавшийся уже идти к двери, снова развернулся к Романову.
– Я слушаю тебя, отрок.
– Я вижу в тебе знатного воина из благородного рода, настоящего рыцаря, почему ты отдал ту девицу германку своим воинам? Просто она была добра ко мне, пока я был у германцев в плену, и ее судьба беспокоит меня, – пояснил причину вопроса Святослав.
Лоб грека напрягся, видимо он пытался понять, о ком говорит юный хазарин.
– Ты имеешь в виду ту девку на корабле?
Святослав кивнул.
– Она простолюдинка и разбойница, да еще убила двух моих воинов, мне следовало сразу ее повесить на мачте, но пожалел, узрев ее красоту. Не вижу ничего предосудительного в том, чтобы использовать пленницу по назначению, от нее не убудет, а воины нервы успокоят. Надеюсь, тебя удовлетворил мой ответ?
– Да, вполне, благодарю за честность, господин.
Ну вот, и этот думает в том же русле, что и Рихард: «от девки не убудет».
Святослав направился за греком на улицу, прошел по мощеной дорожке меж торговых рядов и подошел к воротам, врезанным в широкую башню. У ворот стояли двое стражников, закинув за спину каплевидные щиты и облокотившись на короткие копья. Шлемы были сдвинуты на затылок, стражники беззаботно дремали. Дука прикрикнул на стражников, и те, суетясь, принялись открывать ворота перед знатным господином.
Нужно будет узнать, что за должность такая стратиг фемы, уж больно суетятся стражники перед Дукой. Вон, никого ночью в город не пускают, а нас без проблем, да еще и кланяются в ножки и извиняются за задержку.
За воротами им подали трех коней из конюшни, пристроенной рядом с караульным помещением. Святослав в сопровождении грека и кормчего проскакал по узким улочкам города. Разглядеть что-либо было сложно, на город окончательно опустилась ночь. Единственное, что Романов заметил определенно, что в городе не пахло помоями и смрадом, улочки были мощеными и чистыми, по краям имелись стоки для воды. Видимо, зря современники представляли средневековый город как сосредоточение грязи, болезней и жуткой вони. Что Святослав непроизвольно произнес вслух. Дука ответил ему незамедлительно, в том ключе, что Херсонес – имперский город. В нем есть водопровод и канализация, помои здесь не выбрасывают на улицу. А вот если Святослав посетил бы ту же Геную, то был бы неприятно удивлен. Там вонь стоит такая, что нос закладывает и глаза слезятся. Правда, местные к этому привыкли и считают в порядке вещей. Путь до дома стратига занял минут десять. Это был трехэтажный особняк с садом и хозяйственными пристройками. Здание было старое с колоннами, но ухоженное и чистое. Въехав в ворота усадьбы, Святослав увидел посреди двора небольшой фонтан, в центре которого расположилась статуя обнажённой девы. Их встретили слуги, расторопно принявшие коней и проводившие в дом. Внутреннее великолепие дома затмевало все, что Романов видел раньше в этом мире. Детинец боярина Путяты по сравнению с домом стратига выглядел как конюшня, притом не самая лучшая. Стены из италийского мрамора украшены мозаикой, вдоль стен гладкие колонны, под потолком украшенные лепнинами, в нишах статуи прекрасных богинь и богов, на постаментах бюсты предков, на стенах картины баталий, большой зал украшен гобеленами со сценами охоты. Под потолком висела позолоченная люстра, а у стен установлены ажурные светильники. Все это великолепие сверкало как днем. Пожалуй, если бы Святослав предложил ему выкуп за германцев, пять десятков гривен Дуку бы точно не впечатлили.
Молодая девушка в длинной тоге проводила Святослава в комнату в правом крыле дома. В комнате стояла большая резная кровать, столик, кушетка и даже большое серебряное зеркало, напротив которого стояла ширма. Девушка зашла за Святославом в комнату и, поставив светильник на столик, встала напротив кровати.
– Господин желает, чтобы я погрела его ложе? – при этих словах девушка подняла взгляд голубых глаз на Романова.
Не сказать, что она была красива, даже наоборот, ее лицо было каким-то тусклым и нескладным, а фигура по-мальчишески угловатой.
– Желаю, не хочу погибнуть от холода в постели, – обрадованно воскликнул Романов.