Тень предков

Вот все у меня так, никакого плана, одно везение и импровизация. Дальше-то что? Переодеться в одежду греков, вон их погибшие у борта лежат? Такой вариант не имеет никакого смысла. На мне одежда взрослого мужчины будет смотреться как платье с длинным шлейфом. Только народ смешить. Хотя какой смысл скрываться. Подняться и идти прямо к рулевому веслу, наверняка капитан там. Они же не ждут тут моего появления.

Так Святослав и поступил, поднялся по лестнице и, не обращая ни на кого внимания, направился к рулевому веслу. Команда и правда его не заметила, на палубе было полно народа, корабль шел под парусами, а рядом скользил хищный силуэт драмона. Облом получается.

Кто сказал, что капитан корабля будет пьянствовать на чужом корабле вместе с призовой командой? Ясно же, что он остался на своем.

Святослав на секунду впал в замешательство. Хоть за борт прыгай. Но его спас кормчий, который стоял у борта и правил веслом. Мужик в белой рубахе с пшеничного цвета бородой увидел одинокого мальчонку и махнул ему рукой. Святослав робко подошел к мужику и поклонился.

– Хочешь весло подержать? – спросил кормчий по-словенски.

– Хочу, дяденька, – нарочито уничижительным тоном ответил Романов.

– Тогда держи, только держи ровно и никуда не сворачивай.

Святослав перехватил весло и встал рядом с кормчим. Тот с минуту молча наблюдал за мальчишкой. Святослав в той жизни не раз ходил на яхте и рулевое весло держать умел, что не ускользнуло от внимательного взгляда кормчего.

– Хорошо держишь, выучка правильная. Чей будешь?

Вот опять тот же самый вопрос. Ответишь варяг – и голова с плеч.

– Я сын богатого купца Игоря из древнего хазарского рода Исака. Этот корабль принадлежал моему роду, пока его не захватили германцы. А меня связали и в трюм бросили. Когда абордаж начался, мне удалось перерезать веревки и спрятаться среди мешков и рухляди. Побоялся, что в горячке боя меня вместе с пиратами прирежут.

– Это ты правильно решил, могли и зарубить. Теперь-то что делать думаешь?

Святослав поднял взгляд и посмотрел в глаза кормчему. Честные глаза, правильные, жизненного опыта в них на десяток жизней. Такому врать нельзя, враз раскусит.

– Мне к капитану вашему нужно. Хочу попросить, чтобы вы меня в Херсонес отвезли, и тех пленников германцев хочу выкупить. Моих людей убили, а германец хоть и разбойник, но человек чести, если поклянётся мне в верности, то не предаст. Без него мне домой не добраться. Я на Русь иду, в Переяславское княжество. А в Херсонесе хочу людей нанять.

Кормчий положил руку на весло, давая понять, что сам берет кормило на себя. Святослав отошел в сторону, уступая место мужику. Воины на палубе веселились и совсем не обращали на них внимания. А чего им не веселиться, небо голубое-голубое, ни единой тучки и ветер попутный, грести не нужно, только вода за бортом плещется. Лафа, а не служба.

– Давно я не был дома. Я из Новгорода, что на севере у озера Ильмень. Ты мне чем-то себя напомнил в детстве. Помогу я тебе, может, и ты мне потом чем-нибудь поможешь, коль не соврал, что сын Игоря из рода Исака. Ты рядом со мной садись, тут тебя никто не тронет. С капитаном тебе все равно до самого Херсонеса не поговорить, мы без остановок туда идем. К закату увидим маяк.

Святослав сел рядом с кормчим, облокотился о борт корабля. Тело ломило от усталости, а веки как будто налились свинцом.

«Насыщенное было путешествие. За месяц как будто целую жизнь прожил, каждую секунду находясь на волосок от смерти. Что ни говори, а я везучий. Другой бы на моем месте давно уже в земле червей кормил или на дне моря лежал, а я нет, живой и здоровый. Может, и вправду я не просто так сюда попал. И видения эти не мои галлюцинации, а знаки, которые передают мне те неведомые силы, что перенесли меня в этот мир». Святослав сам не заметил, как за своими мыслями погрузился в сон.

Глава семнадцатая. Херсонес Таврический

Разбудил Романова кормчий и велел идти за ним следом. Солнце уже село, и на небе взошла луна, ее блики отразились лунной дорожкой на морской глади. Корабль стоял в пристани. Несмотря на позднее время, на пирсе было достаточно оживленно. Сказывалось то, что в город ночью не пускали, и гостям приходилось всю ночь проводить на своих кораблях или в портовых тавернах у пирса. Со всех сторон торчали мачты кораблей, напоминая собой выгоревший лес, а в темноте виднелись очертания высокой мрачной крепостной стены, глыбой нависшей над берегом. Высоко на горе, озаряя берег яркими лучами пламени, отраженными от серебряного диска башни, пылал маяк.